Зульфю Ливанели - Счастье

Совершив вечерний намаз, невестка предложила им ужин, приготовленный наскоро из принесенной с рынка свежей рыбы, и чай. Оставшись один на один, Селахатдин и задал свой важный вопрос.

Джемаль долго молчал, обдумывая, как объяснить товарищу сложившуюся ситуацию. Одновременно он молился о том, чтобы Селахатдин продолжал настаивать на ответе, потому что кроме друга он никому не мог это рассказать, ни к кому не мог обратиться за советом.

Под светом хрустальной люстры, в уставленном инкрустированными креслами и увешанном коврами из Кайсери, Бюньяна, Карса и Яджибедира доме, путаясь и сбиваясь, короткими фразами, не преувеличивая и не преуменьшая ничего, он рассказал обо всем.

Слушая его, Селахатдин пришел в изумление, он качал головой и время от времени восклицал:

– Нет, нет, быть такого не может!

А под конец сказал:

– Ты избежал ужасного греха, на пороге которого стоял вчера. Иначе сегодня бы приехал как убийца. Это значит, что в последний момент Аллах осветил твое сердце и отвратил тебя от греха! Я этому очень рад!

У Джемаля даже голова немного кругом пошла. Селахатдин, с которым они вместе вели огонь по людям из винтовок G3, и этих людей было много, так озабочен убийством какой-то одной девочки?!

Селахатдин кивнул:

– На войне – другое дело! Священный Коран считает убийство возможным только во время войны. Но здесь, в мирной жизни, убить невинную девочку?! Разве это одно и то же?

Начиная свою исповедь, Джемаль чувствовал себя подавленным оттого, что не смог убить девчонку, а теперь вот как оказалось…

– Однако разве в исламе не говорится о том, что женщину, свершившую грех, убивают? – спросил он.

– Нет там такого!

– Хорошо, но ведь есть реджм – побивание камнями. Разве прелюбодеек, совершивших грех, не должны, закопав наполовину в землю, побивать камнями?

– Нет! – снова воскликнул Селахатдин. – Ничего подобного нет в Священном Коране. Это все насочиняли позже.

– Как же так? – поразился Джемаль.

Слова Селахатдина шли вразрез со всем, чему учил его отец.

– Мой отец говорил, что побивание камнями существовало вплоть до периода Ататюрка…

– Эта ошибочная практика применялась в некоторых арабских странах. В Османской империи тоже какое-то время прибегали к ней. Но доказать прелюбодейство очень трудно. Османские власти ставили условие, что должны иметься три свидетеля, которые видели бы, как «меч входил в ножны». Ты, брат этой девушки… как ее зовут?

– Мерьем.

– Ага. Ты видел, как меч входил в ножны Мерьем?

Джемаль покраснел и прошептал:

– Не видел!

– Откуда ты тогда знаешь?

– Говорили.

– Джемаль, разве можно убивать человека, которого оговорили?!

Джемаль был ошарашен: будто у них с Селахатдином были две разные религии! Он никогда раньше не слышал о подобной терпимости в исламе.

А друг продолжал:

– Ислам считает грехом убийство человека.

Тут уже Джемаль не сдержался:

– Наверное, ты ошибаешься. Посмотри-ка, такие религиозные организации, как Хизболла, непрестанно убивают людей.

– Они – извращенцы, – отмахнулся Селахатдин. – Они используют ислам в политических целях! Увы, из числа религиозных последователей порой выходят и убийцы, и террористы. Ты лучше основные источники почитай: Священный Коран, хадисы Пророка. Ты читал «Сахих аль-Бухари»?

Понурившись, Джемаль произнес:

– Нет.

– Вот видишь, будучи приверженцем Аллаха, ты не читал Коран! Какой же верующий твой отец? Как он тебя воспитывал?

Селахатдин пообещал, что следующим вечером отвезет Джемаля в район Эйюп Султан, на религиозную церемонию, которую проводит один суфийский тарикат, чтобы помочь своему драгоценному другу уберечься от религиозно-культурных ошибок, дабы он не подвергся еще большей опасности в жизни.

Друзья решили искать какой-то выход из ситуации, потому что везти домой Мерьем было нельзя. Якуб тоже категорически не хотел, чтобы она оставалась в Стамбуле. И бросить ее здесь одну и уехать (о Эминэ!) тоже нельзя, не дай бог, потом на улице окажется… И что же было делать Джемалю, на что ему тут жить, да еще и содержать родственницу?

Но Селахатдин успокоил: ничего, пропитание найдем, можно, конечно, дом снять, чтобы вам там поселиться, но это тоже не выход: как может жить мужчина в одном доме с незамужней женщиной?

К тому же у Джемаля совсем не было намерения оставаться в Стамбуле, больше всего он хотел, вернувшись домой, жениться.

Вот так, перетряхивая все это дело на все лады, они проговорили несколько часов. Наконец Селахатдин сказал: утро вечера мудренее, лучше всего решать этот вопрос на свежую голову после утренней молитвы, и показал отведенную для Джемаля комнату.

Но в этом роскошном доме, в комнате для гостей – с плотными шторами, с приготовленным для него банным полотенцем, которое повесила ему в ванной невестка Селахатдина, Джемаль чувствовал себя не в своей тарелке…

На следующий день они поднялись на верхний этаж, где жил отец Селахатдина, чтобы поцеловать ему руку. Да и в каждой комнате этих апартаментов жили родственники, и они отнеслись к другу Селахатдина как к родному. Отец Селахатдина долгое время был капитаном на рыболовецком судне, поэтому, глядя в телевизор, он выставлял козырьком ладонь над глазами, словно моряк затерявшегося в буре судна, нетерпеливо ожидающий чудесного появления земли на горизонте. Когда он говорил с кем-то или просто глядел по сторонам, он вел себя обычно, а чуть повернувшись к телевизору, тут же выставлял ладонь козырьком…

После завтрака они вышли из дома вместе и снова отправились в контору Селахатдина, снова обедали в столовой.

А вечером, в шесть часов, спускаясь по склону холма Эйюп [36] Округ Эйюп считается одним из самых религиозных в Стамбуле. Он расположен в европейской части города, простираясь по всему берегу Золотого Рога и дальше вплоть до побережья Чёрного моря. , они припарковались перед просторным одноэтажным домом с видом на мечеть Султана Эйюпа и кладбище. Панорама перед домом была фантастической: он стоял в месте, именуемом раньше Золотым Рогом (это название, правда, сейчас потеряло прилагательное «Золотой», осталась только морская бухта, имеющая форму рога), глядя окнами на мечеть Султана Эйюпа и кафе «Пьер Лоти». Перед домом было припарковано множество автомобилей, а у ворот оставлены десятки пар обуви.

Джемаль вошел следом за Селахатдином, чувствуя себя немного неловко, как чужак, оказавшийся среди людей, которые хорошо знакомы друг с другом. Просторная гостиная была заполнена сидящими на расстеленных коврах мужчинами. Судя по одежде, здесь было много лавочников. На шеях у некоторых красовались галстуки.

Потом один из них надрывным и пронзительным голосом, нараспев, начал читать религиозные стихи, среди которых были и откровения Юнуса Эмре [37] Турецкий поэт, последователь суфизма. Считается основоположником турецкого стихосложения. . В свою очередь, сидящие на ковре выстроились рядами, словно для намаза, но не стоя, а сидя. Возглавляли действо несколько человек в белых шапочках. Впереди всех Джемаль увидел мужчину, который сидел, повернувшись спиной. Как похож на его отца! Должно быть, сейчас будет совершаться зикр, как во время религиозных церемоний в их садовом доме…