Ван Мэн - Современная китайская проза

Узоры, которые мороз нарисовал на стекле, от тепла исчезли бесследно. Занятия вошли в свою колею, отопление работало, в аудитории было тепло, и не осталось почвы для глупых и праздных фантазий…

— Ай, о чем преподаватель сейчас говорил? — Циньцинь толкнула сидевшую рядом Суну… Он обычно сидел в последнем ряду, и она сразу заметила, что его место пустует. Может быть, опоздает? Но он вообще не пришел. Он давно перестал ходить. Может быть, что-нибудь случилось?..

Она не слушала преподавателя, и ей снова пришлось обратиться к Суне́.

Прошла неделя, Фу Юньсян не подавал о себе никаких вестей. Но так просто он ее не оставит. Наверное, советуется с родителями: попугать ее самоубийством или пригрозить силой? Надо как-то его убедить. Что бы такое придумать? Дома узнают, разразится буря. Кто может ей помочь? Один сказал, что слишком поздно. Другой пожалел, но она из гордости его отвергла…

— Пойдем, урок кончился. Чего сидеть? Что это с тобой творится? — тормошила ее Суна. — Улыбаться разучилась, подбородок заострился. Вставай же? Восьми еще нет, пойдем со мной к костюмерше в театр — у нее есть очень хороший крем для лица.

Циньцинь покачала головой. Всего два дня не виделись, а у Суны́ опять новая прическа: волосы начесаны и уложены. Она очень привлекательная, девочки ей завидуют, но чересчур навязчивая… Он и сегодня не пришел. Вдруг ее осенило.

— У меня к тебе просьба, — набравшись духу, произнесла она.

— Знаю какая, — подмигнула заговорщически Суна. — Ты не сказала, а я уже знаю!

— Что знаешь? — Циньцинь смутилась, словно выдала свою тайну.

— Он не ходит на занятия, а ты соскучилась.

— Кто?

— Цзэн Чу, тот слесарь.

Циньцинь потупилась.

— Я только что все узнала. Его избили хулиганы. Им тоже досталось, но трое на одного…

— Да ты что? — вскрикнула Циньцинь.

— Говорят, это начальство ему так отомстило, подговорило хулиганов. К ним на завод комиссия из города прибыла, безобразия там у них, вот и решили башку ему проломить, чтоб не вылезал… История эта долгая, потом как-нибудь расскажу, я пошла…

— Постой. — Циньцинь отчаянно вцепилась ей в руку, обтянутую перчаткой. — Не знаешь, где он живет?

— Ну… — Суна загадочно рассмеялась, передернув плечами.

— Суна, милая, ты же знаешь, — умоляла Циньцинь.

— Сама пойдешь. — Суна вздохнула с досадой. — Отсюда недалеко. На Мацзягоу, напротив русской церкви, где служил раньше длинноволосый поп.

— Спасибо тебе, Суна! Спасибо! Ах ты моя дорогая… Ну, потом поговорим! — Циньцинь выскочила из аудитории и побежала к воротам.

Несмотря на позднее время, от снега было светло, как днем, только тени стали длиннее. Ветер свистел в электрических проводах. Но молодости ночь не страшна. Циньцинь решила найти Цзэн Чу, чего бы ей это ни стоило.

Купол старой церкви величественно и строго возвышался во мраке ночи. Тяжелые чугунные ворота были заперты, тусклый фонарик едва освещал занесенный снегом двор, в котором не было ни тропинки, ни следов. Старый, разбитый колокол стонал под порывами ветра. Циньцинь обошла вокруг церкви. В детстве ей случалось бывать здесь, и она смутно помнила, как угнетающе действовали на нее протяжные песнопения верующих. Неужели стоять на коленях, плакать и каяться — это жизнь? Нет, жизнь скорее похожа на голубей, которые живут под куполом церкви; по утрам они взмывают в небо и кружатся, как снежинки… Недалеко от церкви каток. Там тоже все крутится, вертится, мчится…

«Вера». Он произнес это слово, когда она впервые его увидела, произнес торжественно, словно на молитве. А живет он напротив церкви, в покосившейся халупе. Она вытащила из сумки фонарик, но снег перед хижиной аккуратно подметен, в окошке светится огонек. Циньцинь постучала, и сердце у нее замерло.

Что она ему скажет? «Пришла к вам?» — «Зачем пришли?» — «Не знаю». — «Зачем приходить, раз не знаете? Можно, я вас провожу?» — «Не надо». — «Зачем же вы пришли? Вы страдаете? Я вижу…» — «Нет… Да. Мне больно. Говорят, вы больны, ранены… Я пришла вас проведать»…

На стук никто не откликнулся. Циньцинь постояла в нерешительности и вдруг услышала за окошком хохот и громкие голоса.

— Выиграл?!

— Выиграл, это точно. В молодежном клубе, я сам видел, от доски не отрывался. Сначала робел: японец несколько лет завоевывал звание чемпиона, мощно играет: фишки зажмет в ладони и мечет на доску, словно кости. А наш молодой лохматый парнишка, по прозвищу Индюк, еще зеленый совсем, вынудил…

— Я его знаю, решительный парень, в прошлом году стал чемпионом трех северо-восточных провинций по облавным шашкам вэйци.

— Он, именно он. Я и не ожидал. Это наш китайский длинный меч! Сел за стол, сидит не шелохнется, моргнет — и ход, не успеешь разглядеть — окружение, противник растерялся, начался разгром…

— Здорово!

— Молодец! Постоял за наших!

— У китайцев тоже есть воля!

— Сегодня наш праздник!

— «Чистое небо в ясный летний день. Солнечный остров манит к себе людей…» — запел кто-то, отбивая такт ногой. Смех, пение, топот, стук палочек для еды по умывальному тазу. И еще звуки какого-то неизвестного инструмента…

Циньцинь встала на цыпочки, заглянула в окошко: в комнате было полно молодых людей. Двое из них пели и танцевали в обнимку с табуреткой. Цзэн Чу лежал в углу на отапливаемой лежанке-кане с забинтованной головой. В руке он держал губную гармонику. Поднес ее к губам, но поморщился, видно от боли, и принялся отбивать такт гармоникой по лежанке.

— «Охотник, охотник, с любимым ружьем за плечами…» — запел кто-то.

— Мы победили! — орал другой.

— Наш день, наш праздник!

— Слава Индюку!

— Впереди еще соревнования по баскетболу, футболу, волейболу и хоккею! — крикнул Цзэн Чу, подбросив вверх подушку. — Победу китайской команде!..

Кто-то подкинул термос, но не поймал, и тот грохнулся на пол, разбившись под общий хохот вдребезги.

— Теперь Цзэн Чу остался без кипятка!

— Если в будущем году мы выиграем на соревнованиях по волейболу, я куплю ему новый!

— Сначала прихвати пива, чтобы обмыть!..

Снова взрыв хохота. Они беззаботно смеялись, весело и чистосердечно; крохотная комнатушка ходуном ходила от безудержного веселья. Циньцинь показалось, что она заглянула в мартен с бушующей огненной лавой. Здесь совсем другая жизнь. Зависть закралась в сердце Циньцинь. Как ей хотелось быть там, вместе с ними! Вот о чем она всегда мечтала! Из дома в прихожую вел коридорчик. Она постучала, но стука никто не услышал. Поколебавшись, она нерешительно толкнула дверь, и незапертая дверь со скрипом отворилась. Она проскользнула внутрь, прикрыла дверь, сняла с головы платок и перевела дух. Вдруг с потолка что-то обрушилось, чуть ли не прямо ей на голову. Она поглядела вверх на черный, неразличимый в темноте потолок — не иначе как обвалилась штукатурка. Под ногами шаткий пол ходуном ходил при каждом ее шаге, заставляя всякий раз вздрагивать. Халупа — вот ее первое впечатление.