Дэвид Уоллес - Бесконечная шутка

Яблоко вызывало сильнейшее слюноотделение.

– А отправит ее в Шоу до месячных – снова появится шумиха и популярные картриджи с девочкой, которая не выше собственной ракетки, а громит косматых славянских лесбиянок, и к четырнадцати от нее опять же останется только старый уголек на дне дворового мангала, – в голове крутилась старая военная шутка про яблоки. «Яблоко наверни, косточки на хер пошли» [162] Присказка американских морпехов для критики своих войск, основана на каламбуре «core» – ядро яблока и «corps» – войска. . Хэл не помнил, что это должно значить.

Маман беззвучно щелкала пальцами и морщила лоб.

– Существует какое-то слово, обозначающее угли, оставшиеся на дне мангала по использовании. Вертится на языке.

Хэл это ненавидит.

– Клинкер, – мгновенно отвечает он. – От klinker, нижненемецкий, и klinckaerd, староголландский, «звучать, звенеть», входит в употребление около 1769-го: твердая масса, образованная в результате горения землистых примесей, таких как уголь, железная руда, известняк, – ему ненавистна мысль, что она может хотя бы подумать, будто он поведется на афазические морщины и щелчки, а еще – что и сам всегда так рад подыграть. Выпендреж считается выпендрежем, если сам его ненавидишь?

– Клинкер.

– В мангале не может быть клинкера. Древесный уголь очищают, чтобы он сгорал дотла. Клинкер, кажется, что-то металлическое. Смотри, например, этимологию в части звон-слэш-звук.

– Мне нравится подозревать, что именно поэтому многим нашим ученикам постарше нравится представлять меня этаким цирковым зазывалой, у которого в глазах крутятся балансовые отчеты, – потому что я предельно откровенен с каждым прибавлением к нашей семье в вопросе, откуда берутся ресурсы для профессионального тенниса и североамериканской юниорской образовательной системы для одаренных детей, которые хотят покорять вершины профессиональной или университетской карьеры, а значит, в итоге и на значительные операционные расходы академии вроде нашей, и на стипендии, как та частичная, которую мы счастливы предложить твоим родителям.

– Что ж, возможно, ты присоединишься к нам на трапезе? Мы примем и мисс Эхт, если ей разрешают бодрствовать за полночь.

Огрызок издал очень приглушенный цимбальный звук о дно урны Латеральной Алисы.

– Мне нельзя отпрашиваться с трени. Сразу после обеда мы с Уэйном должны играть против Слободана 221и Хартигана на каком-то корпоративно-показательном мероприятии в Оберндейле.

– Ты просил Барри передать Герхардту, что лодыжка не заживает?

– На грунте нормально. Штитт все знает про лодыжку.

– Что ж, ни пуха ни пера вам обоим, – сумочка Аврил больше похожа на мягкий саквояж, чем на сумочку. – Тогда позволь одолжить тебе ключ на кухню.

Когда Хэл ходит по круговой траектории, он смотрит всегда над левым плечом Маман, а его планы сформировались между предложениями Маман поддаться одному из жестов вежливости.

– Мы с Тьмой думали сгонять вниз и что-нибудь перехватить под холмом, если и когда я отсюда выберусь.

– А.

Затем он с ужасом задумался, что ей мог сказать Стайс, столкнувшись у приемной, относительно ужина.

– Может, и Пемулис, по-моему, Пемулис был не против.

– Что ж, ни за что, ни при каких обстоятельствах не веселись.

Эхт и Тэвис теперь оба стояли, в кабинете. Хэл взглянул на их рукопожатие, и на долю секунды ему показалось, будто Ч. Т. дрочит, а девочка вскинула руку в нацистском салюте. Хэл подумал, что, может, он сходит с ума. Даже мякоть «Грэнни Смит» пахла духами.

Три месяца спустя, чуть раньше сегодня, до нового вызова, у зубного во врачебном кабинете стоял какой-то странный, острый, чистый, сладкий запах – обонятельный эквивалент флуоресцентного освещения. Там Хэл почувствовал холодный укол в десну и как затем расползался мороз, его лицо раздулось до размера морозного кучевого облака на фоне синего, как лосьон после бритья, неба на обоях дантиста. У доктора стоматологии Зегарелли были сухие темно-зеленые глаза, которые выпучились над мятно-голубой маской, будто вместо глаз были оливки, когда он наклонился для операции – от стоматологического света у него над головой возник такой средневековый нимб с неровной перспективой, который как будто стоит на затылке. Даже в маске дыхание Зегарелли пользуется дурной славой – эташников, вынужденных впервые лечь перед Зегарелли на диспансеризации ЭТА, учат, как дышать: вдыхать, когда выдыхает Зегарелли, и выдыхать с ним же, чтобы избежать двойного страдания, как Хэл, как раз сегодня.

Чарльз Тэвис вам не шут гороховый. Среди лазури приемной так напряженно тихо потому, что Чарльзов Тэвисов по меньшей мере два, как известно трем ребятам постарше. Открыто-поперечная, импров-незамолкающая и из-за-перспективного-горизонта-машущая, мечущаяся, заламывающая руки личина Абсолютного Беспокойства – на самом деле тэвисовская версия самообладания при социализации, его метод с кем-либо поладить. Но спроси Майкла Пемулиса, который так часто стоял на ковре у Тэвиса, что его кроссовки оставили на клетчатом «Антроне» неспылесошиваемые отпечатки: когда Тэвис теряет самообладание, когда под угрозу ставятся достоинство или отлаженные механизмы академии, или, помилуй господи, его неоспоримая позиция за штурвалом ЭТА, открыто приспособляющийся дядюшка Хэла становится другим человеком, с которым шутки-то лучше не шутить. Сравнение загнанного в угол бюрократа с загнанной в угол крысой не обязательно уничижительное. Звоночек, который не стоит упускать из внимания, – когда Тэвис вдруг становится очень тихим и очень спокойным. Потому что тогда он, кажется, начинает расти, перспективно. Кажется, что он, хотя и сидит, будто бросается на тебя, с допплеровским свистом. Почти нависает над тобой и огромным столом. Если говно попадает на административный вентилятор, дети выходят из мандибульных дверей кабинета бледные, потирая глаза – не из-за слез, а из-за перекоса глубины перспективы, который вдруг производит Ч. Т. в случае говна.

Еще тревожный знак – когда Латеральной Алисе Мур официально звонят на селектор, чтобы она впустила тебя и остальных, а не открывают, как обычно, двери изнутри, и когда она поднимается и подходит к тебе, чтобы довести до дверей – словно ты какой-то коммивояжер, мнущий шляпу в руках, – отводя глаза, будто ей стыдно. Одна большая семья.

Профилактика растления, кажется, выродилась в безудержное веселье девочек и обмен информацией, каких животных имитируют или напоминают физически члены их биологических семей, а Аврил скрылась из виду, молчит и, видимо, дает им расслабиться, выпустить пар. Хэл ищет слюну на щеке тыльной стороной ладони. Пемулис, в футболке с кириллицей, снимает фуражку, озирается и машинально поправляет несуществующий галстук, последний раз окидывая взглядом свои реплики на распечатке, пока Аксфорд только с третьей попытки поворачивает дверную ручку внешней двери. Энн Киттенплан же, с другой стороны, глядит почти с царским спокойствием, и первой входит во внутреннюю дверь с таким видом, будто сходит с престола.