Дэвид Уоллес - Бесконечная шутка

Джина-Факс-Машины, судя по размеру кучи Дилаудида и признакам нехерового зажигалова, что Си видит, и чует. Все отпили из бутылок. Маленькой тетке с угрюмым лицом пришлось помочь Факельману найти горлышком бутылки рот. Все три больших девушки, запрокинув головы, чтобы хлебнуть, продемонстрировали кадыки. От капли «Джека» Гейтли чуть не вырвало. В бедро Гейтли упиралась Штука Си за ремнем, как и некоторые шипы на ремне. У Демона и Пуанграве в заплечных кобурах были Штуки С & В. Азиатские панки не светили оружием, но выглядели так, будто даже моются вооруженными; уж наверняка у них с собой хотя бы такие смешные мелкие острые китаезские штуковины, которыми бросаются в людей, решил Гейтли. Некоторые из группы Си выхлебали всю бутылку. Одна из больших девушек швырнула бутылку в западную стену, но она не разбилась. Почему, когда прилетает нежданчик по яйцам, чувствуешь в животе, а не яйцах per se? Гейтли поворачивался и смотрел туда, куда его поворачивала рука Си. Перекошенное лицо с картриджа бизнесмена на вернувшемся на стену экране принадлежало Бледному Соркину – его портрет с кластерной головной болью, который Соркин разрешил написать какому-то невралгическому художнику в Национальном фонде черепно-лицевой боли в городе, для серии рекламных роликов аспирина. Картридж вроде был просто кадром с картиной, так что казалось, Соркин на стене как бы с молчанием и болью председательствует над собранием. Маленькая библиотекарская тетка продевала нитку в швейную иголку, поджав губки до упора. Помощник фармацевта осыпал черную сумку чешуйками экземной кожи, согнувшись над сумкой, доставая из сумки несколько шприцов, наполняя их из 2500-МЕ ампулы и передавая, чтобы досталось всем. На картине Н Ф ЧЛ Б красный кулак вытаскивал из темечка черепа Соркина пригоршню мозга, пока лицо Соркина смотрело с экрана с классическим мигреневым выражением супернапряженного размышления, скорее медитативным, чем страдающим. Один из азиатских ребят по-китаезски присел на корты в углу, попивая «Джек», а второй сметал ламинат с пола обрывком коробки «ТаТун» вместо совка. Китаезы подметают что надо, размышлял Гейтли. Еще одна девушка швырнула бутылку в стену. Си даже не поворачивал к ним Гейтли, когда того озарило, что девушки в куртках и неряшливых чулках были пидорами, одетыми под девушек, – как их, эти, трансвесталки. Бобби Си лучился улыбкой. Первый укол страха за личную жопу Гейтли почувствовал тогда, когда осознал, что эти люди, похоже, в основном из личной компании Бобби Си, что это не те люди, которых отрядил бы Соркин, если бы присылал своих и собирался прийти сам, лично, что картина Соркина на стене символизировала то, что Соркин не придет, что Соркин дал Бобби Си по этому неприятному делу полное карт-бланманже. Помощник фармацевта достал из сумки два преднаполненных шприца, срывая хрустящий пластик. Си тихо сказал Гейтли, что Бледный просил передать: он знал, что Донни не помогал Факельману наебать Соркина и Билла-Восьмидесятника. Что ему не надо ни о чем волноваться, только откинуться и наслаждаться вечеринкой, и пусть Факельман получит свое, и не влипнуть из-за каких-нибудь, типа, принципов XIX века по защите слабых и угнетенных. Си сказал, что извиняется за избиение, просто он не хотел, чтобы Гейтли вытащил Факельмана в окно, пока Си открывал дверь внизу. Что он надеялся, Гейтли не в обиде, потому что ему он не желал никакого вреда и не хотел проблем, потом. Все это говорилось очень тихо и серьезно, пока два пидора в париках, которые пытались разбить бутылки, сидели на коробке, забивая огромную чашу травкой из мешка «Радости», набитого травкой. Демон сидел в режиссерском кресле. Все остальные пили из квадратных бутылок, стоя в залитой солнцем комнате в неловких позах людей, которых куда больше, чем мест, где можно присесть. Руки у всех были бледные и безволосые. Два азиатских молодчика затягивали друг другу предплечья. От сквозняка в дыру в окне Гейтли поежился. Другой пидор делал как бы замечания про физические данные Гейтли. Гейтли тихо спросил Си, может, они с Факельманом реал быстренько придут в себя и пойдут все вместе к Соркину, и Бледный и Джин перетрут и пойдут на мировую. Факельман обрел голос и громко спросил, кто хочет угоститься из г. Дилаудид и, ебать, наебашиться. Гейтли поморщился. Бобби Си улыбнулся Факельману и сказал, что, кажется, с Факса уже хватит. Но в то же время к Факельману подошел псориазный помощник и проверил его зрачки с фонариком, и затем вмазал преднаполненным шприцом, в артерию на шее. Затылок Факельмана несколько раз стукнулся о стену, лицо дико побагровело в стандартной клинической реакции на Наркан 386. Затем фармацевт направился к Си и Гейтли. Пока Си держал Гейтли, а помфармацевта затянул на его руке резиновый медицинский жгут, из переносного CDплеера запела бедная старая Линда Маккартни. Гейтли стоял, слегка наклонившись. Факельман издавал звуки вынырнувшего после долгого времени под водой человека. Си сказал Гейтли пристегнуть ремни. Из-за мочи лак на люксовом паркете местами стал мягким и белым, как обмылки. Играл сраный диск, который играл у Си в машине всякий раз, когда Гейтли садился к нему в машину: кто-то взял старый диск «Маккартни и Зе Вингс» – т. е. Маккартни из «Битлс», – взял и пропустил через курцвейловский [233] Рэймонд Курцвейл (1948) – футуролог, изобретатель систем распознавания речи. ремиксер, и убрал все дорожки из песен, кроме дорожек бедной старой миссис Линды Маккартни на подпевке с тамбурином. Когда пидоры называли травку «Бобом», это сбивало, потому что Си они тоже называли «Бобом». Бедная старая миссис Линда Маккартни просто ни хера не умела петь, и ее дрожащий, не попадающий в ноты голосок, вырвавшийся из-под оболочки гладкого многодорожечного коммерческого звука и усиленный до соло, вгонял Гейтли в неизъяснимую депрессию – ее голосок казался таким потерянным, так и пытался забиться и зарыться за профессиональными голосами подпевки; Гейтли представлял, как миссис Линда Маккартни – какая-то такая угловатая блондинка на фотографии на стене его комнаты сотрудника, – представлял, как она такая стоит, потерявшись в океане профессионального голоса мужа, мучаясь от низкой самооценки и шепча не в ноты, и даже не знает, когда трясти тамбурином: депрессивный CD Си был не просто жестоким, а каким-то даже садистским – как сверлить дырку для подглядывания в стене туалета для инвалидов. Две трансвесталки в протертом центре комнаты танцевали свим под отвратительную мелодию; третья держала Факельмана за руку, а вторую схватил безликий парень в галстуке «Уэмбли» и несильно хлестал Факельмана по щекам, пока Дилаудид боролся с Нарканом. Они усадили Факельмана в его углу на личном демероловом кресле Гейтли. Яйца Гейтли поднывали в такт пульсу. Лицо помощника фармацевта было прямо перед лицом Гейтли. На его подбородке и щеках теснились серебристые чешуйчатые хлопья, и, когда он натянуто улыбнулся Гейтли, маслянистый пот на лбу поймал блик света из окна.