Анна Берсенева - Мой лучший Новый год

Да как тебе, мужик, объяснить… – почешет русский Иван головушку и разведет руками, пожав плечиками, – потому!

А уж всяческие агрессивно неугомонные выдающиеся полководцы и правители Запада давно расширили данную доктрину «не фиг на Россию переть!» личным опытом, наглядно доказывая соотечественникам – даже в страшном сне не пытайтесь посетить эту страну зимой! Летом еще ладно, попробуйте, если уж неймется. Но быстро – туда и обратно, пока люлей не наполучали, а так – не стоит!

Так вот ведь нет, находятся «экспериментаторы» неугомонные.

Европейский поезд – это, конечно, хорошо и даже круто, «лялечка» такая слегка экзотическая, игрушечка, да только…

Дело в том, что вся эта расчудесная красота «живет», ездит и благополучно трудится и эксплуатируется в европах и проводит время между рейсами в отапливаемых депо и отстойниках, а у нас… Ну кто ж будет поезда греть?! Вы че?!

На дворе тридцатое декабря, Россия, Москва и тридцать пять градусов мороза.

Нормальная погода.

Постояла эта лялечка в холодном отстойнике ночь, и заморозилось в ней все водоснабжение на хрен за милую душу. В том числе и чистенькие, сверкающие биотуалетики.

Вот так! К такой-то матери!

А ехать, на минуточку, тридцать шесть часов, да с неработающими туалетами!

Весело-о-о-о!! Обхохочешься!

Ну, нам-то ладно, как вы понимаете, при столь серьезной «подготовке» нам уже никто и ничто не могло помешать достойно встретить Новый год, даже замерзшие клозеты, а вот проводникам досталось по полной программе!

Нам еще повезло, что проводники в нашем вагоне были русские – мужик лет тридцати пяти и женщина немного помоложе его, а всем известно, на что российский человек способен в экстремальной ситуации и как у него начинает работать соображаловка, когда припрет.

Мужик-проводник бегал по вагону, таскал откуда-то ведра с кипятком и заливал им замерзшие в глыбу унитазы, на что русский мороз говорил веселое «Ха!», откровенно веселясь на такие бесполезные потуги.

А мы тем временем с сестрой украсили по-новогоднему свое купе, как и положено – дождик, игрушки, снежинки развесили, даже маленькую искусственную елочку в уголке столика установили – красота! Ну и разумеется, скатерочку постелили, салатики разложили, тарелочки-салфеточки праздничные и приступили к провожанию уходящего вдаль вместе с рельсами за поездом старого года.

Для усиления и поддержания постоянного правильного праздничного баланса у нас с собой еще имелся маленький проигрыватель с музычкой и гитара.

Посещение туалета превратилось для нас в шутку и в изматывающий ритуал для проводников – сначала мужик выливал в унитаз полведра кипятка, потом запускал туда пассажира, а после него выливал оставшуюся половину из ведра.

Ничего не помогало, а становилось только хуже. Теперь еще и начало попахивать!!

А через пару часов уже совершенно откровенно воняло!

На определенном этапе этой бесполезной борьбы с природой умотанный проводник наглухо запер туалеты и, махнув рукой, послал всех нас… через три вагона, матом каждому пассажиру уточняя маршрут.

Нет, вы вообще себе это реально можете представить?! Поезд, двадцать с лишним вагонов, и везде замерзли туалеты! Амбец полный! Катастрофа, ЧП международного уровня!! Эдакий вонючий эшелон мчится через ночь к европейским границам!

На одной из станций волевым решением железнодорожного начальства в попавшем в столь щепетильную неприятность составе несколько вагонов срочно поменяли на обычные советские, в которые переселили пассажиров, охотно променявших всю эту европейскую красоту на привычную раздолбанность наших вагонов и родные туалеты с простейшим, никогда не замерзающим педально-вываливающим механизмом и кочегарящими вовсю бойлерами с кипятком.

Вот в них мы и бегали – через три вагона.

Надо сказать, что добровольцев, решивших отмечать Новый год в поезде, набралось немного – большая часть пассажиров сошла на других станциях по пути следования состава, и в нашем вагоне осталось человек десять, не больше.

Ну а у нас праздник!

Музыка, шампанское, танцы и гитара с песнями!

Надо сказать, что муж моей сестры Володя отлично играет на гитаре и прекрасно поет, обладая хорошим голосом и великолепным слухом. К тому же мы вообще компания веселая, шебутная, юморная, вот и подтянулись к нашим двум купе большинство пассажиров вагона.

Один пассажир достоин отдельного упоминания.

Мужик лет за пятьдесят, здоровый такой, широкий-высокий, с пузцом солидным, темная шевелюра волос в художественном беспорядке. Торжественно так: в белой наглаженной рубашке без морщиночки-складочки, застегнутой до предпоследней пуговки на воротничке, в черных брюках со стрелками, лаковые туфли – праздник все же. Он остался в своем купе, которое находилось в конце вагона, один. Подошел к нам первый раз и серьезно так, даже строго спрашивает начальственным тоном:

– Что вы здесь?

– Праздник отмечаем! – бодро и весело оповестили мы.

– А-а-а, – протянул мужик, не теряя хмурой серьезности.

Постоял, послушал песню, которую мы пели в этот момент про елки-иголки в актуальной новогодней тематике, и ушел обратно в свое купе. Там, видимо, выпил еще, прихватил с собой стакан со спиртным, вернулся к скопившимся у нашего купе пассажирам, протолкался через них вперед и снова спрашивает:

– Ну, что вы здесь?

– Да вот, праздник отмечаем!! – еще более весело и задорно отвечаем мы.

– А-а-а, – снова протянул он и на сей раз задержался подольше.

Стоял в сторонке, потягивал что-то янтарно-золотистое из стакана, скорее всего коньячок, смотрел, как мы отплясываем в проходе с другими пассажирами под разудалую музычку, и даже плечиками эдак покачал в такт мелодии. Отметился празднично. Допил и ушел к себе. Минут через пятнадцать снова подходит и уже весело, на подъеме душевном, улыбаясь, даже пританцовывая, и громко спрашивает:

– Ну, что вы здесь? – а сам уже раскраснелся, рубашечку расстегнул на три пуговки.

– Да праздник же отмечаем!! – хохочем мы.

– А-а-а! – пританцовывая, кивает мужик.

Постоял, подпел музычке, посмеялся со всеми над анекдотом, рассказанном кем-то из пассажиров, телом покрутил слегонца, вроде как танцуя, и незаметно снова удалился в свое купе. А минут через десять подходит уже совсем развеселый, раздухарившийся – «морда красная», улыбается во все тридцать три зуба, рукава рубашки закатаны, одна пола выпросталась из-под ремня брюк, пуговицы до пупа расстегнуты – и весело так, громко спрашивает:

– Ну, что вы тут?!

Мы покатились со смеху. А он посмеялся с нами, поплясал по-настоящему эдак, задорно, даже попытался было вприсядку пуститься, но не прошел кормой в узости коридора, махнул рукой и продолжил танцевать без лихих выкрутасов и уже традиционно через какое-то время свалил к себе. А когда под утро мы решили-таки закругляться и хоть немного поспать, он громче всех возражал: