Анна Берсенева - Мой лучший Новый год

Стройный хор голосов сообщил, что время двадцать один пятьдесят восемь. Вовремя я спросила. Десять минут – и срываюсь.

– Покупайте смело все, коршуны мои! – разрешила я. – И будеть вам по вашим потребностям.

Отгоняя танцующих и пристающих от себя жесткими щетинами пластиковой метелки, я пробралась к организатору – полной активной тетеньке. «Десять минут – и ухожу», – говорю.

– Гонорар брать не буду, – сказала.

– Нет-нет-нет, мы вас не отпустим! – замотала головой тетенька.

Нас услышали и подхватили: «Не отпустим!»

– У меня тут возникли обстоятельства… – заговорила я. – Вы мне деньги обещали заплатить за выступление – так вот давайте я не буду их брать, просто уйду, и все.

– Нет, ну как это – деньги не будете брать? – всплеснула руками тетенька. – Тут осталось-то до Нового года… Вот встретим Новый год, чин-чинарем, возьмете деньги – и мы вас на такси посадим.

На такси я и сама себя планировала сажать…

– Баба-яга хочет уехать! – крикнул кто-то.

– Держи ее! – голосом сказочного разбойника закричал кто-то. Картографы тоже шутить умеют.

Сначала они весело за мной гонялись, насколько позволяло пространство зала, а потом обступили плотной толпой, так что снова пришлось работать метелкой, чтобы соблюдалась дистанция.

А тетенька придвинулась поближе, и фотограф мероприятия несколько раз нас сфотографировал.

Пора было выходить на сцену, я забралась.

– Чую, ох, чую, – зарычала я в микрофон, – летить за мной мой племянничек. Хочить бабушку во дворец доставить, в хоромы барские, царские… Мы, фольклорные елементы, тоже праздновать будем. Чай, не люди? Чую, ох, чую тебя, Кощеюшко, Кошенька! Летить, летить мой орелик!

Это я потому орала, что вспомнила – возле ресторана парк с небольшой площадью. Если выйти туда – прямо вот так, в гриме и костюме, – то можно считать, что это тоже чистое поле. Так что вопрос только в том, чтобы под шумок выскочить на улицу – а там уж можно и вернуться. Тепло, весело, вкусно.

– Не отпустим, не отпустим!

– С нами оставайся, Баба-яга!

– А и остануся… – неожиданно заявила я и ткнула в крикнувшего метелкой. – Накрывайте бабушке стол, неситя яства, да бутылку вон ту! Сытно туточки у вас.

Я танцевала в кругу веселых картографов, слушала старательное пение музыкально-танцевальной группы.

И периодически смотрела на телефон, наконец-то смогла добраться до кармана.

Когда оказалось без десяти двенадцать, бывшие притюкнутые глобусники снова чинно уселись за столы. Снова на сцене появились ведущий – Дед Мороз с красивой девушкой в роли Снегурочки, и правда неутомимо прикрывающей молчание улыбкой, и генеральный директор. Музыка затихла, поник свет. Все стали смотреть на них – а я из ресторана хоп! – и на улицу.

Да, не оделась. Да, тут же замерзла. Решила идти быстро, десять минут – это мало.

На улице было безлюдно, но от парка доносились голоса. Только дорогу вот перейти, и я там. Но и люди тоже там. А я хотела безлюдья и неба…

А в парке не только голоса, там еще и петардами забабахали.

Нельзя туда.

Время, время…

Как хорошо, что на проезжей части все-таки мало машин! Взгляд мой упал на конструкцию, расположенную на разделительной полосе. Это была старинная будка для постового милиционера – железные ступеньки вверх к стеклянному стакану. Необитаемому и чуть покосившемуся.

У меня всегда была эта страсть – забираться на объекты городской архитектуры. Прохожу мимо памятников и думаю: как, влезу я на него или не влезу? Чаще влезаю. В свое время влезла вот на Есенина, сидела на руках Алексея Толстого, фигуры на фонтанах возле Охотного Ряда – вообще детский лепет, пронеслась по ним, как по игровой площадке. Правда, вот Тимирязев, который стоит в конце Тверского бульвара, мне вот совершенно оказался не по силам. Но Тимирязев – глыбища-то какая, а тут чахлая композиция из стекла и металлических реечек.

Так что я решила забраться на крышу этого стакана – во всем районе бак будет ближе всего к нему и максимально безлюдно. Отметить наступление Нового года, быстро слезть – и к закускам.

Два стекла в чахлых рамочках сквакнулись у меня под ногами, осыпались. Но я добралась до верха. Оставалось самое сложное – закинуть ногу на крышу. А это оказалось невозможным. Стакан расширялся кверху. Длинная юбка, фартук, хорошо хоть, лапти сняла… Еще одна попытка. Я подобрала юбку к животу, подтянулась. Будка накренилась. Но не упала.

Задний край юбки развевался на ветру, хлопал мне по боку, но я висела. И время никак не могла посмотреть – Новый год или еще нет? Теперь ногу закинуть не удастся никак.

Но я догадалась. Аккуратно слезла и просто зашла с другой стороны. На ту, накренившуюся в противоположную сторону. Порезала ладонь, но залезла без труда.

– С Новым годом, Аленка! – Я картинно раскинула руки, подняла голову и даже чуть откинулась назад.

Кричать в небо было приятно. Но мне хватило одного раза. Дальше я просто молчала и слушала. Пусть вокруг было совершенно не тихо, город жил и праздновал, небо было моим. Неправда, что черный поглощает все цвета – видимо, из-за подложки из плотных облаков небо подсвечивалось. Подсвечивалось московским новогодним сиянием. И это было так хорошо!

Я стояла долго. Моя будка еще сильнее накренилась, так что я смотрела не только на небо. Вдали прошли люди, не заметили. По дороге с двух сторон проносились машины. Надо было уходить. Лицо под гримом заледенело. Нос, кажется, сильно свернулся набок, нужно было идти в тепло, поправлять.

Небыстро, но я слезла. Проломила жестяную крышу, порвала сбоку юбку. Но вернулась в ресторан. Время было 00.24. И всего-то. Исполнение мечты уложилось в двадцать четыре минуты (плюс время на передвижения).

…Я вернулась в ресторанчик, отработала заплаченные деньги. Мы допраздновали. Интригующего происшествия никакого не случилось, никакого знакомства я не завела, все Бабушке-яге там были дети и братья. Вот он, светлый образ, не подвел. Надежно избавляет от приставаний и ответственности.

Тетенька моя расплатилась часа через два, специально отвела меня в мою подсобку, выдала конверт, смеялась, обнималась и благодарила, приглашала еще.

Когда я выходила, при мне была нагруженная подарками корзина, из которой празднично пахло копченой севрюгой, в пышном пакете костюм, коробка грима и бутылка.

Предутренний таксист был вял, ехал медленно, казалось, вообще на дорогу не смотрел.

Пока я не крикнула ему неожиданно на ухо:

– Черта лысого я тебе денег дам, если не будешь ехать, как следоват. Понял, брыльянтовый?

Вот он дернулся так дернулся – весь сон как рукой сняло. На целый день впечатлений дяденьке, а то и больше.

– Нельзя же так пугать… – пробурчал таксист.