Тамара Лисицкая - Идиотки

Если бы Капитолина Михайловна вышла сразу! Или если бы не пошла на кухню пристраивать этот дурацкий букет! А потом еще зазвонил телефон! Словом, к тому моменту, когда она вернулась в коридор, Яковлев уже передумал.

— Ну, что ты хотел, Дима…

— Я Витя.

— Ой, прости! — Капитолина Михайловна махнула рукой, засмеялась. — Старая стала, дурная, все путаю!

— Я хотел узнать, где сейчас Наташа? Хотел поболтать с ней. А то с подругами ее уже встречались, вспоминали школу, а с ней…

— Ай, она вся в заботах, Витя! Трое малых на ней, досматривает, я же совсем сейчас больная стала… Ох, моя Наташечка… Нет у нее времени, все работает.

— А где работает? Где ее можно найти? А то мне завтра уезжать надо!

— Так она же в деревне сейчас!

— В какой деревне?

— Ой, я и забыла название… Какие-то Дубки… Или Зубки… Можно спросить у этого… У Алексея, свидетеля Ириного! Он Наташку туда отвез!

— Зачем?

— Ну, яна ему сад делает… А он ее с малыми за это кормит… Хароший хлопец, багатый, холостой.

Хороший. Богатый. Холостой. Яковлев проморгался после этого, потом пожал руку Капитолины Михайловны. Аккуратно открыл дверь.

Уже на лестничной клетке, вонючей, грязной, обернулся и спросил дрожащим голосом:

— А у них что… роман, да? У Наташи и у этого… свидетеля?

— Не знаю, — Капитолина Михайловна искренне пожала плечами. — Она ж такая скрытная… Может, и роман… Так бы не поехала к нему жить, девка ж серьезная…

— А! Ну, спасибо. До свидания.

Он помчался вниз, а Капитолина Михайловна долго смотрела из-за занавески на кухне на то, как он убивал землю каблуками, когда шел прочь.

— Влюбился хлопец, — вздохнула она. — И чего она у меня такая дикая?.. Хороший муж был бы…

Италия. Город Римини. Жаркая комната, в которой еще человек десять конкурсантов с менеджерами, педагогами. И Ирочка с Ромой. Ирочка разминала пальцы, Рома мазал маслом бутерброд.

Ирочкино умение есть в самую волнительную минуту поражало. Другие нервничали, маялись. Конкурсантка из Италии громко молилась в уголке. Представитель Австрии наяривал гаммы, вызывая массовое, всеобщее желание его убить. А Ирочка размахивала кистями и жевала бутерброд.

— Что ты жалеешь? Толще мажь!

— Оно жирное! Масло здесь очень жирное! Ты его не сможешь есть!

— Ой, слышишь… — она нетерпеливо потеребила воздух пальчиками. — Давай скорее!

— Сидорова! Сидорова! — кричала декан кафедры из коридора. — Девочку из Беларуси не видели? Сидорова!

— Сколько говорить, что я не Сидорова уже, — поморщилась Ирочка, не поднимая головы на зов. — Блин! Пока по голове не дашь, не запомнят!

Рома тихо встал, удалился, вернулся уже с деканом.

— Ира! Ну, что такое? Я зову-зову!

— Вы не меня зовете! Моя фамилия — Красивая! Между прочим, уже два месяца!

Декан знала, что у Ирочки дурной характер. Еще она знала, что имеет право сейчас дать пинка этой наглой пионерке и выпереть ее вон за неуважение к старшим. Но она знала так же, что ее выступление — через одного человека. А еще она знала, что талантливее девочек у нее на потоке просто не бывало. И, самое главное, знала, что в итальянском городе Римини она отвечает и за Ирочку, и за ее выступление. Это очень охлаждало пыл.

— Ира! Прошу тебя, возьми инструмент и иди к сцене. Там за кулисами тебя ждет администратор.

— Можно, я бутерброд доем?

— Пусть доест, — сказал Рома. — Я прослежу за тем, чтобы она через пять минут была на месте.

Какое счастье, что этот чудесный мальчик с дирижерского факультета, муж Иры, тоже поехал на конкурс! Если бы не его ангельский голос, ласковый взгляд и графские манеры, если бы не его умение разговаривать с заразой Ирочкой… И ведь за свой счет мальчик поехал! Такой молодец! Оставил учебу и поехал вместе с женой!

А было так.

В тот вечер, когда Ирочка обнаружила внутри себя нежелательные признаки новой жизни, она произнесла приблизительно следующее.

— Ромка! Не ославляй меня никогда! Обещаешь?

— Обещаю, — сказал Рома, взмокший от ее слез.

Утром они вместе поехали в клинику. Вместе зашли к врачу. Та долго пыталась их убедить, что вакуум — не выход. Что нужно рожать. При этом все время апеллировала к мужу, как будто он был виноват в том, что происходит (хотя какие могли быть варианты?). И как будто только от него зависела судьба будущего ребенка.

Рома страшно маялся под жгучим взглядом доктора, бледнел, нес какую-то чушь про то, что еще рано, что они молоды, что жена не хочет. Но врачу было ясно, что жена очень хочет, а вот молодой безусый папаша испугался и желает сейчас вернуть себе старые добрые времена, когда можно было весело заниматься сексом и ни о чем не думать.

Потом Ирочку увели, и Рома успел основательно задремать в мягком кресле. И когда проснулся от цокота знакомых каблуков, на улице уже смеркалось.

— Месяц никакого секса, — сказала врач и улыбнулась. — Желаю удачи.

А Ирочка рыдала и висела на его плече. И пришлось несколько раз остановиться, прежде чем они добрались до машины. И в машине она взялась за руль не сразу, просто выла, размазывая сопли и комментируя свои ощущения. А у Ромы скулы сводило от ужаса, когда он представлял, что Ирочке пришлось пережить.

— Ты мой лучший друг! — сказала тогда Ирочка. — Ты мне ближе, чем родители! Я тебя так люблю!

Разве мог он после этого не поехать с ней на этот конкурс? Она была такая слабая, такая вспыльчивая…

— Это меня объявляют? — Ирочка напрягла ухо. — Намбер найн, Белорашн… Меня!

Один отчаянный взгляд в сторону Ромы — тот показал ей большой палец, и ступила на сцену.

А Рома отошел в сторонку, чтобы не мешать ходить людям и стал слушать.

Конечно, аккордеон не саксофон. Даже не гитара. Но что делала с ним Ирочка! Она выжимала такие ноты, так задорно похрипывала в ритме латины!

Никакой натуги, никакой физиологии рук, мысль о том, что эта серебристая россыпь звуков рождена фалангами просто не возникала!

Потом она заиграла танго. О! Никто так не играл танго, как Ирочка!

— Талантливая девочка, — кивнула декан в ответ на сказанное ей по-английски кем-то из закулисных людей.

Рома вспомнил ее слезы тогда, после клиники. А еще она в тот же вечер уехала гонять на машине. Сказала: я хочу снять стресс, мне надо полетать где-нибудь в одиночестве и темноте. Рома ее отпустил и с ужасом ждал, что ему позвонят и сообщат об аварии. Но она вернулась часа через три, зареванная, но уже спокойная. Больше они о клинике не вспоминали.

— Браво! Браво! — закричали в зале.

Рома встрепенулся, зааплодировал вместе со всеми. Потом появилась счастливая Ирочка, стянула инструмент, отдала его декану, а сама бросилась Роме на шею и вопила, какая она счастливая.

Воистину, музыку придумали в награду нам, людям!