Тамара Лисицкая - Идиотки

Она уснула с горьким, но дерзким выражением лица.

А в это время Сергей лихорадочно, оглядываясь на двери, занимался сексом с российской звездой Д.

Довольно уверенно пришел февраль.

И то ли потому, что появилось солнце, то ли потому, что старые деньги были заменены на новые, с меньшим количеством нулей, то ли потому, что закончились пельмени, но этим утром Ирочка решила, что депрессию пора завершать. Она даже прибралась в квартире — разметала тряпки по углам, поелозила пылесосом.

— В первый и в последний раз! — сказала Ирочка пылесосу. — Теперь по всем вопросам — к Ромке!

Потом она накрасилась поярче, выволокла из пакета купленную на распродаже шубейку дикого цвета. Распродажа была элитная, между прочим, новоарбатская! За такую шубейку любая модница могла удавиться!

Потом пошла гулять. И догулялась до метро.

А в метро Ирочка не была уже много-много лет. И если еще в Москве время от времени приходилось нырять в подземку, чтобы успеть хотя бы с получасовым опозданием (а в пробках, вы понимаете, это опоздание увеличивалось вдвое), то здесь, в тихом Минске, необходимость такого передвижения просто не рассматривалась. Здесь не было пробок. И расстояний.

Отечественное метро показалось ей игрушечной моделью. Меленькое, компактное, все какое-то выставочно-мраморное, будто только с листа. Народу — единицы, это так ошеломило. Коротенькие, чистые поезда.

— Наступим прыпынак «Парк Чалюскiнцаў».

О! В парке Челюскинцев можно отлично потусоваться! Снег, сосны, попкорн! Ирочка по московской привычке заторопилась встать, а потом долго болталась у пустой двери, поскольку выходящих было совсем немного.

В парке тоже обошлось без столпотворения. Но и попкорна Ирочка не нашла. И ей пришлось совершить хорошую пробежку, прежде чем нарисовался хоть какой-то фастфуд.

— Ну, блин, страна! — ругалась Ирочка, вытирая жесткой бумажкой, которую ей выдали вместе с хот-догом, кетчуп с шубы. — Восемнадцатый век! Нет соуса карри!

Потом ее внимание привлекла немалая толпа народа на горизонте. Что-то светило, кто-то суетился. Кусая свой скромный хот-дог, Ирочка двинулась к горизонту.

Почему-то решила прокатиться на карусели или на тройке, все равно, лишь бы весело…

При ближайшем рассмотрении толпа оказалась кучкой сморщенных от мороза актеров и таких же сморщенных осветителей и разной другой непонятной обслуги.

— Так, еще раз! Все слушают режиссера!

— Внимание, все слушают режиссера!

— Сейчас я скажу вам «праздник!» — и вы начнете веселиться! Ве-ее-лить-ся! А не топтаться с паскудными рожами! Понятно?

Ирочка с любопытством посмотрела на тех, кто с «рожами».

Человек восемь в ярких комбезах, явно разукрашенные гримерами. В руках какие-то бутылки, носы красные от мороза.

— Блин! — огорчился режиссер, посмотрев в монитор, охраняемый молодцом приятной наружности. — Ну, что у вас с носами, а? Где Надя?

— Я! Здесь! — прибежала дама с перчатками без пальцев, начала присыпать носы пудрой.

— Нет, ну я понимаю, что они должны выглядеть морозно! Но они выглядят, блин, обмороженными! Мне нужны три нормальных крупных плана! Дайте мне три нормальных, счастливых лица!

— А че тут у вас происходит? — спросила Ирочка кого-то ближнего. Ей было интересно, и ей очень нравился парень у монитора.

— Кино снимают!

— Да вы что? Офигеть! — Ирочка протерла губы бумажкой, скомкала ее, швырнула подальше в снег. — А вон там кто стоит?

— Ассистент режиссера…

— Ага.

Ирочка обошла толпу и пристроилась поближе к ассистенту.

— «Беларусьфильм»? — спросила она без подготовки.

Ассистент вздрогнул, обернулся. Какое-то время молча рассматривал Ирочку.

— Не совсем, — от него пахло жвачкой. — Московский сериал снимается. Просто здесь дешевле.

— Понятно, — Ирочка хорошо разбиралась в вопросах коммерции.

Она уже начала соображать, как ей сделать непристойное предложение этому ассистенту: сразу в лоб или дать привыкнуть к ее, Ирочки, присутствию? Но тут режиссер гневно обернулся к своему помощнику, хотел прикрикнуть, но обнаружил Ирочку.

— А ты что?

— А что я? — испугалась Ирочка. — Я ничего!

— Иди на площадку!

— Зачем?

— Ты наша или нет?

Ирочка на секунду призадумалась. На этот сложный вопрос можно было ответить как угодно. Что он имел в виду, этот гневный маленький человек? Ее гражданство, культурные установки? Что?

— Короче, Вадик, — режиссер поморщился. — Смойте с нее кетчуп и снимите мне пару красивых планов, пока с носом все нормально!

Тут же прибежала дама с перчатками, начала щекотать Ирочку кисточкой.

— Ой, вы простите! — шепотом ворковала она. — Столько новых артистов! Я вас не узнала!

Ирочка слегка ошизела, поэтому молчала.

— Хорошая моя! — режиссер встал, нервно и больно схватил Ирочку за локоть. — Встань здесь и просто тупо улыбайся, ясно? Просто улыбайся и радуйся жизни! Я сейчас получу инфаркт, честное слово!

Ирочка увидела глубокие глаза ассистента. Он тоже слабо понимал происходящее, но не спорил и подстраивался к действительности. Подстроилась и Ирочка.

— Внимание!.. Улыбнулись все!.. Мотор!.. Праздник!

Вокруг Ирочки завизжали, начали бросаться конфетти, горланить песни. Она, конечно, сначала чуть-чуть пригнулась от неожиданности, а потом вполне естественно рассмеялась. Никакого труда — если смешно и хорошо, почему бы не смеяться?

— Нормально! — кричал режиссер, напряженно глядя в монитор. — Теперь подбеги к кому-нибудь из парней и повисни у него на шее сзади!

Ирочка хотела бы подбежать к ассистенту и повиснуть на нем, но, естественно, не сделала этого. Схватила первого попавшегося актера и завизжала, седлая его.

— Хорошо! Теперь свались с него в снег!

Ирочка свалилась.

— Операторы! Операторы, мать вашу! Актриса живет в кадре, надо следить за ней! За ней, говорю!

Остановились. Повторы, падение еще раз. Ирочка веселилась как безумная и легко выполняла указания режиссера. И солнце при этом светило так ярко, так празднично!

Ассистент был недвижим и холоден, словно утес. Но Ирочка знала, что он ее рассматривает. Может быть, даже фантазирует… Это придавало куражу.

— А за говенную солярку у нас к ответственности не привлекают? Я стою, мать их, на морозе! У меня через полчаса запись…

И дверца снова захлопнулась. И Лена видела улицу, тротуар, поднятый капот машины, белые деревья, пар, который вырывался изо рта Сергея, ругающего телефон.

Сломались. И через полчаса — что-то довольно важное, надо быть. А так все равно, что там и получится ли туда успеть… Жажда работы, интерес к ней, удовольствие от нее — ау, где вы? Лена сделалась настоящим профессионалом. Она могла качественно выполнять работу, оставаясь к ней равнодушной. Ей стало все равно. Все равно абсолютно, что снимать, где, зачем…