Тамара Лисицкая - Идиотки

Бедный! У него даже не была заготовлена формула ответа! Он никогда не видел, чтобы кто-то из начинающих артачился в кино! Не хотел сниматься!

— У вас есть более интересное предложение?

Ирочка улыбнулась:

— Ну, да… Поваляться в постельке, например… Заняться расслабляющим сексом…

Вадик замкнулся, пораженный нестандартностью ситуации. Он не знал, как быть, что говорить. Ирочка любовалась им, ласково и добро улыбалась.

— Простите, я вас мог видеть в каком-нибудь проекте? — спросил, наконец, ассистент.

— Нет, — честно призналась Ирочка.

— И в картотеке вас нет?

— В картотеке точно нет.

Тогда Вадик вообще отказался что-либо понимать. Безымянная актриса, даже совсем не актриса, а ведет себя подозрительно, как примадонна!

— Вы не хотите сниматься?

— Очень хочу!

— Тогда, извините, я не совсем….

— Ну, хорошо, вы меня уговорили… Что от меня требуется?

— Требуется… Ну, что требуется?.. — Вадик потерялся. — Требуется ознакомиться со сценарием завтрашнего дня… Требуется… Все систематизировано, есть график съемок… Тарифная сетка…

— Ну, и сколько, по-вашему, я получу за участие в этом кино?

— Все зависит от вашей категории.

— У меня нет категории.

— Тогда около тридцати долларов съемочный день.

Ирочка присвистнула, да так откровенно, что Вадик порозовел. И не понял, что именно хотела выразить Ирочка своим свистом — восхищение или презрение.

— Если вы будете сами свою роль озвучивать, тогда больше…

Ирочка уже откровенно смеялась.

— Видите вон ту машину? — она указала блестящим ноготком на «мерс», увозящий режиссера. — У меня такой же, только лет на десять моложе. Салонный экземпляр. Такой серебристый, с круглыми фарами. Видели на картинках?

Вадик пожирал ее глазами, был полностью разбит, парализован, дезориентирован.

— Я вас не понимаю, — сказал он наконец.

— А что меня понимать, — пожала плечами Ирочка. — У вас есть жена, дети?

— Нет.

— Тогда сегодня вечером вы приглашены ко мне в гости. Там и обсудим все детали.

Устроились за столиком. Не сразу, но подошла официантка, вручила Наташе меню. Та поспешно передала его Леониду.

— Ну, что же вы? Выбирайте! — весело засопротивлялся он. Меню какое-то время потолкалось над столом, потом притихло под локтем у Наташи.

— Я не хочу есть, — сказала она тихо, но безапелляционно.

— Здрасте вам! Целый день стояла на морозе и не хочет есть? Я настаиваю хотя бы на яичнице!

— Нет!

— Наташ! К чему это упрямство? Я же вас не в дорогой ресторан привел, ужин в котором однозначно влечет за собой обязательства! Мы в простеньком кафе с довольно умеренными ценами. На легкий ужин хватит даже у меня!

— Я не буду есть!

— Ну, а пить будете? Тот самый горячий шоколад!

— Шоколад? — Наташа представила себе чашку, вкусное название — м-м-м, дорого. — Буду чай.

— Чай…

— Чай.

— Хорошо. Я тоже буду чай. Что мы будем еще?

— Ничего.

— Тогда я возьму себе пару пирожных, вы не против?

— Нет.

— Отлично!

Леонид начал приманивать официантку, делал это элегантно, терпеливо, с редкими паузами на отдых. Наконец она пришла.

— Нам два чая и два самых дешевых пирожных!

— Все? — официантка с сомнением посмотрела на интеллигентную залысину Леонида. — Больше ничего?

— Больше ничего? — Леонид переадресовал вопрос Наташе.

— Ничего.

— Больше ничего. Очень вам благодарны за понимание.

Официантка ушла. А Леонид энергично потер ладонями, пристроил локти на стол и улыбнулся так, что стали видны коренные зубы — такие же крепкие, выпуклые, как и передние:

— Ну, давайте вспомним что-нибудь очень приятное! Так хочется позитивных эмоций!

Наташа осторожно кивнула. Хочется.

— Вот я год назад соблазнился на предложение друзей и сплавился по порожкам. Это, я вам скажу, что-то невероятное! Понимаете меня? Вы ходили в походы?

— Ага. Вокруг деревни с сестрами.

— Ну, тогда вам известно чувство ошеломления мощью природы! Когда стоишь, такой маленький, на краю обрыва, а перед тобой — пространство, во много раз превышающее твои представления о пространстве! И все, чему ты учился до сих пор, все то, что ты понял за свою жизнь, все твои инстинкты и звания все это перестает существовать! Оно не имеет смысла здесь, на краю обрыва!

Наташа опасливо покосилась на Леонида. Он так шутит, «высоким штилем»? Или действительно фанатик бурь и бледного луны зерцала?

— Я тогда так кричал! Просто диким голосом кричал и понимал, что это тоже не имеет никакого значения, потому что тебя никто не слышит! Камни, на которых я стою, настолько мудрее и благороднее, что жжет подошвы! Они занимаются своим делом, они ЛЕЖАТ! Они — представители ВЕЧНОСТИ! А я — представитель млекопитающих, комок органики с каким-то набором смешных амбиций! Я все пыжусь, что-то делаю, что-то изучаю, пишу, а они — ЛЕЖАТ! И будут лежать после меня, и после-после меня! И мое шевеление имеет смысл только в контексте человеческого опыта потому, что на мне цепочка знаний не прервется, я подхвачу то, что до меня мучительно, кровью открывали, узнавали мои предшественники, и как смогу передам это следующим поколениям! И все! И на этом моя миссия завершена! Звено в цепи! Песчинка!

— Я тоже люблю природу, — скромно откликнулась Наташа. — У нас рядом лес. Мы с утра с девчонками выбираемся, берем бутерброды, и целый день живем только этими бутербродами, запахами, бегаем босиком.

— Это такой подарок судьбы — то, что мы рождены в этом прекрасном мире! Такой подарок!

Леонид просто светился.

Наташа смотрела на него и понимала, что он прав. Подарок судьбы.

Вечером Сергей на такси подвез Лену к подъезду, а сам уехал по делам. Консьерж вежливо доложил, что приезжали из какой-то газеты, оставили фотографии, номера телефонов. Справился о здоровье.

А когда она возились с дверью, зазвонил телефон, и Лена спешила, чертыхалась, дергала ключ, но успела. Телефон звонил долго, значит, имел какое-то дело.

— Слушаю! — и сумка свалились на пол, а из нее высыпалось, покатилось.

— Алло! Это… Это Лена?

— До.

Тут в трубке началось шевеление, сопение, чей-то страстный шепот: «На, говори! Это она!». — «Сама говори! Я боюсь!». — «Ха-ха-ха! Говори!». — «Сама говори! Ха-ха-ха!».

Потом трубку бросили. Лена так и осталась стоять у горки барахла из сумки. Потом начала ругаться, да так грозно, как еще никогда в жизни.

Только переоделась, снова звонок:

— Лена?

— Я слушаю!

Смех. «Снова дозвонилась!». — «Ну, так поговори!». — «Ай, я боюсь!». — «Нет, поговори!». — «Сама!».

Началась потасовка, потом трубку бросили.

Лена тоже бросила свою и долго била кулаком пуфик, снимая стресс.

Она понимала, что это кто-то из бойких старшеклассниц или студентки-пэтэушницы первого года, зажившие самостоятельной жизнью и желающие острых ощущений. Найти ее, Лены, телефон не составляет труда, что школьницы-студентки-пэтэушницы и доказывали периодически. Но сейчас они были так не к месту! Так искренне хотелось их убить, убить медленно, как-то очень изощренно!