Луиза Эрдрих - Лароуз

Когда отец Трэвис складывал одежду, он вдруг осознал, что у него, собственно, очень мало денег. Зазвонил телефон. Он позволил ему трезвонить, а затем внезапно схватил трубку. Нервное возбуждение перелилось через край, наполняя его смехом.

— Гребаный солдат Бога слушает! Чем могу быть полезен?

Человек на другом конце линии оказался индейцем, который засмеялся вместе с ним и повесил трубку. Смирись и терпи, сам виноват, говорил он себе, но кровь стучала в висках, и сердце готово было взорваться. Он сел на кровать, обхватил голову руками. Потом снова подумал о деньгах. Через некоторое время отец Трэвис встал и тяжелым взглядом окинул последние вещи, разложенные на кровати. Он взял блузку, которую Эммалайн дала ему по его просьбе, приложил к лицу, а затем бросил в чемодан. Потом защелкнул замок. Чемодан был большой, тускло-красного цвета.

Джозетт и Сноу хотели устроить Холлису большой праздник с тремя тортами по поводу окончания школы. Они решили, что для этого им нужен двор с цветником. Учитель английского Джозетт разрешил ей взять из класса карминную герань. Джозетт пересадила школьные цветы в землю и посеяла семена ноготков, которые Холлис собрал прошлой осенью и сохранил для нее. Она разбросала семена травы по утрамбованной волейбольной площадке. Сноу купила шланг для уличного крана и попыталась поливать ее, но семена кружились в струях воды и слипались в комки.

— Думаю, землю следовало получше вскопать, — сказал Кучи, глядя на все это критическим взглядом.

— Мы по природе охотники-собиратели, — сказала Джозетт. — Сельское хозяйство не входит в число наших традиций.

— Неверно, — возразила Сноу. — Мы исторически выращивали картофель, бобы и тыквы. У нас были свои семена и прочее. Мы изобрели кукурузу.

— И назвали ее маисом, — произнесла Джозетт многозначительно и сделала паузу. — Выходит, мы утратили традиции.

— Это произошло только в нашей семье, — возразил Кучи. — У многих индейцев есть цветники. Цветник был даже у бабушки. Вон там.

В указанном направлении качали на ветру головами буйные сорняки. Может, среди них и были цветы, но они не распустились, а девочки не умели различать их по листьям. Джозетт и Сноу скорбно смотрели на брошенную землю.

— Может, вынести коврики?

— Нет, — возразила Джозетт. — Мне нужна лужайка. Черт побери. Пойду поговорю с Мэгги. У ее мамы потрясающая лужайка. Почему бы не попросить разрешения устроиться на ней?

— Папа и мама знают, как сделать газон, — вмешался Кучи.

— У них нет времени. А точней, у них склонность к прокрастинации, — произнесла Джозетт немного помпезно. Она всегда вела себя так с Кучи, демонстрируя словарный запас и понимание ситуации. Он был ее младшим братом, поэтому она никогда не упускала случая прочитать ему лекцию.

— Для них это не главное. Однако если мы хотим устроить для Холлиса праздник с барбекю, не стоит проводить его на голой волейбольной площадке.

— Понятное дело, — буркнул Кучи, наблюдая, как сестра идет прочь, и крикнул ей вслед: — До свиданья, профессор Задница!

Джозетт прошла целую милю по шоссе, а затем свернула на подъездную дорожку, ведущую к дому Равичей. Пес трижды гавкнул, но потом узнал ее и побежал навстречу, опустив голову и виляя хвостом. Мэгги с Лароузом чем-то занимались во дворе. Увидев Джозетт, они побросали на землю свои тяпки. Лароуз подбежал к сестре.

— Привет, — поздоровалась Джозетт.

Она еще никогда не приходила сюда в гости сама, только в сопровождении Лароуза.

— Давай заходи, — позвала Мэгги, пытаясь скрыть улыбку. — Поедим мороженого.

— Собственно, я хотела спросить твою маму, как устроить лужайку.

— Родители уехали в город. Заходи, а то мы проголодались.

Джозетт последовала за ними. Она еще никогда не была в гостях у Равичей. Она огляделась, посмотрела на желтовато-коричневый ковер, на диван того же цвета, на выстроившиеся в ряд пухлые декоративные подушки, коричневые и золотистые.

Здесь Лароуз живет другой жизнью, подумалось ей.

Везде стояли старинные, антикварные вещи. Тяжелые молочно-белые кувшины. Резные деревянные часы, фотографии в древних рамках. На одной из фотографий Лароуз и Мэгги сидели перед Питером и Нолой. Они были нарядно одеты и улыбались, причем не натянуто, а естественно, как будто всегда были вместе. Джозетт провела рукой по блестящей поверхности журнального столика. На всех предметах мебели сверху ничего не лежало, за исключением, может быть, чего-то декоративного. Стеклянная лошадь. Несколько тускло-зеленых керамических шкатулок разных размеров. На книжной полке стояли книги, похоже, подобранные по цвету корешков. Все они были выстроены по высоте и выровнены, как по линейке. На столе в столовой не было даже салфетки. На кухонной стойке не было ни забытых пузырьков с лекарствами, ни пакетов с хлебом, ни каких-либо ножей или ложек. Все это было разложено по шкафам. Мэгги открыла дверь одного из них, чтобы достать вафельные рожки для мороженого. Джозетт увидела чистые прозрачные контейнеры, в которых хранились макароны различной формы. Сначала дом показался ей похожим на съемочную площадку. Или на рекламную картинку в журнале. Потом он начал давить на нее. Мэгги достала коробку с мороженым из морозилки. Джозетт заглянула через ее плечо и увидела, что лежащие в холодильнике мешочки с овощами аккуратно уложены в стопки и снабжены ярлычками. Мэгги наполнила рожки ежевичным мороженым, один вручила Лароузу, а два других дала Джозетт. Затем она аккуратно закрыла коробку и положила ее на место. Промыв совок для мороженого, положила его в посудомоечную машину. Джозетт, стоя на кухне, держала два рожка и начинала странно себя чувствовать.

— Можно мы выйдем обратно во двор? — спросила она.

Они проследовали через стеклянную раздвижную заднюю дверь и уселись на стоящие на террасе шезлонги. Внизу на траве Джозетт увидела кучу вянущих одуванчиков и обратила внимание на то, что у тяпок раздвоенные металлические концы.

— Чем вы занимались?

— Мы должны выкапывать по сотне одуванчиков каждый день, — объяснил Лароуз.

— Ну не каждый, — поправила его Мэгги.

— Но все равно очень часто, — возразил Лароуз.

— И сколько вы уже выкопали?

Джозетт ощутила себя бестолковой. Сам замысел поразил ее.

— О, уже семьдесят восемь, — похвасталась Мэгги.

— А что вы с ними делаете потом?

Мэгги пожала плечами.

— Не знаю. Бросаем в большую кучу выполотых сорняков за сараем. Потом они снова растут на лужайке. Некоторые травят их, но мама выпускает сюда цыплят. А можно мы пойдем к тебе в гости?

— Мне нравится эта мысль, — ответила Джозетт. — А ваши родители не сойдут с ума от беспокойства?