Александр Снегирев - Призрачная дорога

Старушенция решила выступить комментатором – пустилась в рассказ о выдающейся гибкости сиротки.

Гибкость проявляется не только в быту, но и на занятиях художественной гимнастикой.

Сиротка потребовала держать её за руки на весу. В таком положении она легко коснулась пальчиками ног собственного лба.

В конструктор так и не поиграли.

За обедом, пока я давился мясом, родная бабуся сиротки сказала:

– А я всё-таки решилась.

Мы с Кисонькой посмотрели на неё вопросительно, сестра бабуси вздохнула, а сиротка таинственно заулыбалась.

– Я решилась, и не отговаривайте, – продолжила бабка.

Я подумал: уж не о нас ли она говорит?

О нас и сиротке.

Мол, решилась передать нам бразды воспитания, потому что мы хорошие, приличные люди.

– На следующей неделе операция, – торжественно заявила бабка, разрушив мои дерзкие надежды.

– Что-то серьёзное? – осторожно спросила Кисонька.

– Да, – ответила бабка.

– Мы чем-то можем помочь? – спросил я. – Может быть, поискать хороших врачей?

– Да что врачи… – трагически сообщила бабка и уставилась в пустоту.

Мы с Кисонькой тревожно переглянулись.

Сиротка вся извертелась от восторга, ей явно не терпелось, и она выпалила:

– Бабушка решила вырезать жировик!

Слова эти были произнесены так, будто бабушка отправлялась в короткий полёт на Марс.

– Вот он, жировик! – сиротка указала пальчиком на шишку, размером с перепелиное яичко, украшающую лоб бабки. В слово «жировик» сиротка вложила столько благолепия, точно это был редкостной красоты зверь.

– Прекрати обо всяких гадостях за столом болтать! – одёрнула её бабка, и все послушно склонились над тарелками.

После обеда мы снарядили сиротку и отбыли.

Наблюдая из окна нашу погрузку, бабуся-блогер громко кричала, что детское сиденье следует пристёгивать как можно надёжнее.

И чтобы ни в коем случае не покупали ей мороженое.

Перед тем как усесться, сиротка дёрнула детское сиденье – хорошо ли закреплено – и обнаружила, что недостаточно хорошо.

– Он плохо застегнул ремень, – оценила сиротка работу таксиста. – Надо туже.

Я затянул потуже.

Сиротка позволила всунуть себя в сиденье и пристегнуть.

– Туже, – попросила она, оттягивая ремень на груди. – Не хватало мне покалечиться.

Я затянул потуже.

– Ещё туже.

Затянул ещё туже.

– Ещё туже! – потребовала сиротка.

Было слышно, что ей тяжело дышать, так она притянута.

– Ещё туже! – повторяла она и смеялась.

Мы направились в цирк больших зверей, но добрались туда не сразу.

– Я задыхаюсь! – захрипела сиротка.

Я отстегнул её.

Она долго не могла отдышаться, как будто долго находилась под водой.

Когда нормальное дыхание вернулось к ней, она сказала мне с укором:

– Во время движения автомобиля нельзя быть непристёгнутым. Застегни меня.

Я ослабил ремень, перекинул через неё и защёлкнул карабин.

Сиротка сказала что-то ещё, но я перестал слушать.

На подступах к цирку нас поджидал Винни-Пух.

– Сто рублей, – напевал Винни-Пух. – Селфи с Винни-Пухом всего сто рублей.

Сиротка верещала от восторга, но подойти близко к Винни-Пуху не решалась.

Как мы ни уговаривали её, всё тщетно. Я жалел о такой её пугливости, а ещё об уплаченных ста рублях, которые исчезли в недрах синтетической шкуры оборотистого медвежонка.

Страх не оставлял сиротку и в самом цирке.

Проворный бегемот, умная свинья, белый конь и жираф с чёрным, длинным, непристойным языком вызывали в ней любопытство и страх.

Кисонька смотрела на арену с интересом.

Особенно её привлекала наездница – красотка в чёрном купальнике. На голове у неё был цилиндр, на щеке – шрам.

Соскочив с коня, она принялась помыкать бегемотом, свиньёй и жирафом с помощью хлыстика.

Кисонька призналась, что и сама бы не прочь стоять вот так с хлыстиком и гонять бегемота кругами.

Вот только щёчку жалко.

Представление было забавным, но я совершенно не могу его описать интересными словами.

Например, была какая-то обезьянка, которую вроде как похитил злодей.

Обезьянку искали.

То и дело между рядами пробегал таинственный мужчина в блестящей рубахе, расстёгнутой до волосатого живота.

Одного взгляда на этот живот было достаточно – вот он, злодей. Играла громкая музыка, умелые звери показывали трюки, сиротка обмирала.

Она не просто обмирала.

Она схватила меня за руку и стала шептать на ухо непонятные слова.

Слова выдуманного языка.

Ею выдуманного языка.

Языка, который её бабуси называют древнеегипетским.

Обе старухи убеждены, что сиротка обладает даром ясновидения, в прошлом воплощении жила в Древнем Египте и не забыла свой родной язык.

Родной язык прошлого воплощения.

У нас, если что-то таинственное, сразу Древний Египет.

Или нацисты.

А лучше Древний Египет и нацисты разом.

И вот сиротка шепчет мне на древнеегипетском, и я понимаю, что соприкасаюсь с чудом.

– Переведи, пожалуйста, – попросил я. – Переведи на русский.

– Это я, это я.

– Что ты?

– Обезьянка!

– Что обезьянка?

– Я – обезьянка!

– Как это? – спросил я. – Ты же девочка.

– Я девочка и обезьянка.

– Одновременно?

– Да!

В антракте маленьких зрителей пригласили на аттракционы.

Оказавшись в толпе, сиротка стала испуганно озираться.

Глаза её, судя по фотографиям, с самого детства обладают странным свойством: кажется, что малышка только что очнулась либо от рыданий, либо от пьянки, либо и от того и от другого разом.

Жизнь с двумя старушенциями научила её бояться людей.

Просто потому, что она их не так уж часто видела: в цирк её не водили – далеко, в театр не водили – дорого, в детский сад не водили – в детском саду инфекции.

Бедняжка боялась даже шаг ступить без нашего сопровождения, но всё же поддалась на увещевания и принялась боязливо вкушать радости антракта.

Скатилась с надувной горки.

Горку сторожил деловитый ребёнок. Он принял у меня купюру и сказал, что сдачи нет.

Скатываться на сдачу сиротка отказалась и деловитый ребёнок пожал плечами.

После горки сиротка пожелала подняться под купол цирка.

Деловитый юноша прицепил её к тросу и мгновенно вознёс в вышину.

Сиротка покорно свисала, не выражая никаких эмоций.

У деловитого юноши тоже не нашлось сдачи.

Повторный подъём сиротку не заинтересовал, о нас с Кисонькой не могло быть и речи – трос рассчитан на маленькое тельце.

Личико сиротки так и не озарилось улыбкой, но она пожелала фотографию с Дедом Морозом.