Александр Снегирев - Призрачная дорога

Пахло озоном.

Всё тело было как рука, которую отлежал. Одно дело рука, другое – весь целиком.

Фонарик, совмещённый с электрошокером, – полезная вещь, главное – кнопки не перепутать.

Плотник помог мне подняться, Кисонька спросила, в порядке ли я.

Ёмкая фраза из американского рациона.

Ты в порядке?

Едва я собрался ответить, словно герой детектива-нуар, мол, да, в порядке, как сиротка закричала со смехом:

– Ой, что это?!

Глядя на меня, она смеялась и прикрывала ладошкой ротик.

Тут до меня дошло, что я совершенно голый.

В будущем, которое сейчас уже стало прошлым, а тогда представлялось будущим, короче, в тот самый момент, когда мы с Кисонькой сидели напротив уполномоченной, она выложила передо мной фотографию.

«А всё-таки неплохо получилось, будет чем в старости самолюбие потешить, – подумал я. – И ведь ни капли фотошопа».

Та самая фотография, компрометирующая меня в глазах благонравной общественности, подтверждающая якобы, что родная бабка даёт сиротку совершенно конченым голым людям.

Но я был подготовлен.

Вытащив из специально принесённой папки плотный лист, я покрыл им полицейский аргумент.

Свои действия я сопроводил доброжелательной улыбкой. Словно торжествующий картёжник.

Уполномоченная присмотрелась, и не зря.

Фотография была сделана на Красной площади.

Древнее пространство принимало книжную ярмарку, и я был одним из гостей.

Все ждали явления.

Накануне шептались в строжайшем секрете, а в назначенный день вся площадь только об этом и говорила.

Ждали верховного.

И вот стою я, прислонившись к стендам с книгами.

С чужими книгами, между прочим.

Стою и жду. А всё потому, что мне наказали явиться, типа, мне окажут честь – представят верховному. Вот я и пришёл, интересно же. А самочувствие неважное – накануне читал с театральной сцены собственные рассказы. Перед началом выпил для храбрости, по ходу дела отхлёбывал от жажды, а после отметил успех.

Стою, короче, помятый, а рядом сотрудницы издательства, словно сурикаты – застыли и вдаль всматриваются.

Солнце захлебнулось в густых тучах; только что они клубились далеко за башнями, и вдруг раз – потопили светило. Тут-то повсюду и зашелестело: «Идут, идут».

На меня надвигался рой: суетливые мужчины и красивые женщины. Рой клубился вокруг чего-то, и нельзя было различить, вокруг чего.

Крутящие грубыми головами цепкоглазые телохранители, сотрудники службы протокола в пиджаках всех оттенков синего, с портфелями и зонтами, журналисты с блокнотами и записывающими устройствами. Все они толкались, шикали, гудели, внимали.

Кто-то из роя представил меня.

Бодигард посмотрел с недоверием и угрозой. Предупредил взглядом, чтоб без фокусов.

Рой умолк, и я не сразу решился перевести взгляд в его эпицентр, а когда решился, то ничего не смог разглядеть.

Сплошные завихрения.

Мускулы телохранителей, синие пиджаки, белые воротнички, дорогие часы, эрегированные микрофоны и пульсирующие объективы.

И треск, треск, треск фотографических затворов.

Из недр клубка появилась фотография на память.

С автографом.

Писателю такому-то от верховного.

Я благословлял судьбу за то, что не удостоился рукопожатия – рука моя была мокра и холодна.

Порыв ветра метнул россыпь капель и едва не вырвал фотографию из моих рук.

Рой загудел и понёсся прочь. Вместе с пухом и пылью на раскрытых зонтах полетела свита. На площадь обрушился ливень.

Спрятавшись в шатёр, я вгляделся в подпись на обратной стороне.

Традиции и культура.

Творческие успехи.

Победа над фашизмом.

Патриотическое воспитание.

Уважение к старикам.

Укрепление боеготовности.

Отпор внешним вызовам.

Подмосковные вечера.

– Вижу, вы достойный писатель. Аж сердце радуется, – произнесла уполномоченная, рассматривая фотографию на свет. – Смотрите, какая на вас папочка. – Она придвинула ко мне кипу подшитых листов.

– Разрешите взглянуть? – попросил я.

– Извольте, – на старинный лад ответила она.

Уполномоченная преувеличила, сказав, что папка посвящена целиком мне.

Помимо скриншотов с моих постов, которые враждебные опекуны сочли компрометирующими, всё то же самое имелось и на Кисоньку. Безобидные картинки и слова трактовались с поражающей воображение фантазией.

В изобилии прилагались кассовые чеки, подтверждающие траты конкурентов на сиротку, плюс фотографии самих конкурентов.

Женщина с ярким ртом, глаза спрятаны под тёмными очками, через лицо чёрная прядь. Не хотелось бы иметь с этим ртом дело. Будь я крестом, который такой рот желает прикусить, ожил бы и убежал.

Мужчина с широкими плечами и крепкими скулами.

А вот они втроём с сироткой.

Сиротка в его крепких руках,

сиротка в её цепких объятиях,

сиротка с лысой кошкой.

– Шикарный мужик, – уполномоченная мечтательно улыбнулась, кивнув на боксёра. – Я, кстати, тоже пишу.

– Это прекрасно! – очнулся я.

– Песни. – Уполномоченная поднялась из-за стола, отперла сейф и достала из него маленькую, будто детскую, гитарку.

Усевшись обратно в своё крутящееся кресло, она сделала печальное лицо, перебрала струны и запела низким голосом женщины с судьбой:

– Я выросла у зоомагазина, – пропела она игриво, словно Кармен. – Рыбкой золотой меня не удивишь. – Кармен сменилась бывалой куртизанкой бальзаковского возраста. – Ленинский проспект, Ленинский проспект, под окнами моими ты шумишь, – закончила уполномоченная, намекая как бы на то, что вот под её окнами шумит река жизни, из которой она каждое утро зачерпывает ведром житейскую мудрость.

Мы захлопали в ладоши.

– Ленинский проспект – моя родина. Родилась там и до сих пор живу, – гордо сказала уполномоченная.

Мы продолжали смотреть на неё с таким восторгом, что ей стало неловко. Уполномоченная стала думать, что бы такое сказать.

– Вы слышали, что часть Ленинского проспекта проложена по Старой Калужской дороге?

– Впервые слышим! – восхищённо откликнулись мы.

– Да. По ней, прямо мимо моего дома, Наполеон отступал из Москвы. – Можно я дам вам совет? – неожиданно спросила меня уполномоченная.

– Извольте, – с поклоном вернул я ей старомодное словечко.

– Пишите как эта папочка устроена. – Она похлопала по собранному на нас компромату.

– В каком смысле? – растерялся я.

– Пишите так, как если бы вы тайно следили за своими персонажами, включая себя самого. Выискивайте самые неудобные, неловкие, болезненные точки и бейте. – Она щипнула струну, и гитарка протяжно зазвенела. – Только, чур, никаких исключений. – Уполномоченная погрозила мне пальцем. – Подглядывайте за собой через камеру ноутбука, прочитывайте свою интимную переписку, подсматривайте за собой в неловкие моменты. О парадной стороне тоже не стоит забывать, но ответов там не найдёшь, все ответы на задворках. Зачем вам всем эта сиротка? Почему вы не заведёте своих детей?