Пенелопа Фицджеральд - В открытом море

– Куда мне привязать чалку?

– Можно к трапу, но не туго, иначе при отливе ялик попросту повиснет в воздухе.

Это Ненна и сама отлично знала, но промолчала, ибо в душе у нее царили удивительный мир и спокойствие.

Когда Ричард встал, собираясь подняться на борт, стало заметно, что его гложут сомнения, но не по поводу того, что он хочет сделать, а по поводу самой процедуры, связанной с воплощением его намерений в жизнь. Он должен был все сделать правильно. Капитан всегда поднимается на борт своего корабля последним, но мужчина в двусмысленной ситуации должен действовать первым. Ненна поняла, что решающий момент настал, еще когда привязывала ялик, и прекрасно видела, что Ричард растерялся куда сильнее, чем она сама. Собственно, оба чувствовали себя неуверенно, однако соотношение сил переменилось, и Ненна осознала, что контроль над ситуацией теперь полностью в ее руках. И она, легким движением стряхнув с ног резиновые сапоги, стала первой подниматься по веревочному трапу.

– Люк открыт? – деловито спросила она, полагая, что Ричарду будет легче, если она скажет что-нибудь самое обыденное. Впрочем, задавать подобный вопрос было совершенно бессмысленно. Ричард всегда запирал крышку люка, но никогда не забывал ключ.

Дети Ненны никогда внешне не проявляли интереса ни к тому, где она была, ни к тому, почему вернулась домой только утром. Вновь оказавшись на «Грейс», она увидела, что Тильда возится у основания мачты, прикрепляя какой-то черно-желтый флаг, один из тех немногих, что у них имелись.

– У нас линя маловато, – сообщила девочка. – Придется от паруса отвязать.

– Что это значит, Тильда, дорогая?

– Это значит «L», то есть « У меня есть для вас важное сообщение». Вообще-то, я это для тебя готовила, мам. На тот случай, если бы ты вернулась раньше нас.

– И куда же вы, в таком случае, собирались?

– Мы собирались пойти с ним в город и все ему показать.

– С кем это «с ним»?

– С Генрихом.

Из люка появилась Марта, а следом какой-то мальчик, значительно выше нее ростом. И Ненна была буквально потрясена переменой, успевшей произойти с ее старшей дочерью с тех пор, как они вчера в последний раз виделись. Марта распустила привычный конский хвост, и ее светлые волосы лежали по плечам очаровательными естественными локонами. А еще она надела свою любимую и единственную рубашку с портретом Элвиса.

– Мам, это Генрих. Ему три недели назад исполнилось шестнадцать. И ты даже не знаешь, кто он такой!

– Да нет, это я как раз знаю. Мне тетя Луиза сказала. Только, к сожалению, возникла некоторая путаница, потому что, по ее словам, Генрих должен был появиться здесь еще в прошлую пятницу.

– День моего отъезда пришлось перенести, миссис Джеймс, – объяснил Генрих. – А потом я еще немного задержался, потому что мне дали адрес 626, Чейн-Уок, но там я никого не нашел, и, к счастью, речная полиция вскоре направила меня сюда.

– Что ж, я в любом случае рада приветствовать вас, Генрих, на борту нашего судна. Добро пожаловать.

– Миссис Джеймс, Генрих фон Фюрстенфельд. – Генрих изящно поклонился.

Он вообще был исключительно элегантен. Генриху дали такое воспитание, которое помогло бы ему пережить любые смены режима, преодолеть любые границы и даже, возможно, выдержать утрату всей фамильной собственности, а в случае разразившегося кризиса дало бы возможность достаточно длительное время спокойно проживать у каких-нибудь дальних родственников в любом из тех уголков земного шара, где сохранилось терпимое отношение к аристократии, то есть на весьма обширной территории от польской границы до ворот Гайд-парка. Короче говоря, Генрих обладал превосходным европейским «бэкграундом», благодаря чему стал человеком, хорошо владеющим собой, сдержанным, но вполне способным и на солнечную дружескую улыбку, и на крепкое спортивное рукопожатие, но самое главное – с ним почти любой чувствовал себя легко, даже несколько встревоженная его появлением Ненна.

– Я надеюсь, Марта показала вам, куда положить вещи?

Марта нетерпеливо глянула на мать.

– А ему и не надо ничего никуда класть! И даже вещи распаковывать не нужно: ему завтра уже снова в аэропорт ехать. Он ведь добрался до нас только поздно вечером, так что пришлось искать для него место на «Рочестере». Уиллис страшно веселился и говорил, что «Рочестер» напоминает старый бордингауз.

– Я должна немедленно пойти и все объяснить миссис Вуди.

– Ой, это совершенно не нужно. А Генриху я уже все показала и на «Грейс», и вокруг. Он понимает, что выйти в море можно только с началом отлива.

– Вообще-то, я не очень умею рассчитывать время в соответствии с приливами и отливами, миссис Джеймс, – любезным легким тоном заметил Генрих. – У нас на Дунае, где я живу, никаких приливов и отливов не бывает, так что в этом отношении мне придется полностью полагаться на ваших очаровательных дочерей.

– Какой у вас дом в Вене? – спросила Тильда.

– О, это просто квартира на Францисканерплац, практически в центре города.

– А чем вы обычно занимаетесь? – не удержалась от вопроса Ненна. – Как развлекаетесь? Ведь если вы сможете пробыть в Лондоне всего один день, нам придется подумать, чем мы могли бы вас порадовать.

– Видите ли, Вена – город очень старый, и все сразу замечают, до чего много стариков там живет. Конечно, мой родной город прекрасен, но я все же с огромным нетерпением предвкушаю возможность увидеть свингующий Лондон.

– А пока он, бедный, вынужден торчать у нас на палубе и отвечать на ваши занудные вопросы! – с упреком заметила Тильда. – А ведь его нужно поскорее хотя бы кофе напоить!

– Неужели он еще не завтракал? – всполошилась Ненна, но тут Марта оттащила ее в сторонку и трагическим шепотом спросила:

– Мам, где твои туфли? И вообще ты выглядишь просто ужасно! С точки зрения Генриха, ты вряд ли похожа на мать семейства.

– Ну, я не знаю, как выглядит мать его семейства. Зато знаю, что отец мальчика – давний знакомый тети Луизы и дяди Джоэля, с которым они как-то связаны по бизнесу.

– Его мать – графиня!

Тильда между тем уже успела увести Генриха вниз и даже поставила на газ турку с молоком, намереваясь непременно напоить гостя кофе. И юный граф до своего смертного часа не забудет той прекрасной девочки, что позаботилась о нем, когда всем остальным до него, бедняги, и дела не было.

– А почему ваша мама босая? – спросил Генрих. – Впрочем, если вам неудобно на мой вопрос отвечать, я не настаиваю. Может, она тоже свингует .

– Ничего, к ней легко привыкнуть!

Хитрый дипломат, Генрих прикинул, на которую из его двадцати или тридцати младших европейских кузин более всего похожа Тильда. Пожалуй, на тех, что живут в Швейцарии. И в его голосе сразу появились более нежные и чуть насмешливые интонации.