Молли Блум - Большая игра

Этот игрок на тот момент должен был около миллиона, и он принципиально хотел оспорить эти двести пятьдесят тысяч. Я позвонила Илье, который, конечно, сказал, что этому не бывать.

Я закрыла глаза и откинулась на диване, измученная, как никогда. Бессонные ночи, эмоциональная опустошенность, груз ответственности на моих плечах начали физически сказываться на мне. В довершение всего я должна поговорить с Гленом.

Он открыл дверь. Я помедлила, не зная, в каком он настроении.

Он притянул меня к себе:

– Прости, дорогая, я слишком много себе позволил. Все это твое, игра и прочее.

Мне хотелось верить ему, но я не могла. Я слишком устала, чтобы вступать в споры, и не стала сопротивляться его объятиям. Но я так скучала по Юджину, по его бескорыстной любви.

Я убедила себя, что помогаю Юджину, а на самом деле я помогала самой себе, и теперь чувствовала, как вина тяжким грузом давит мне на грудь. Я не помогла ему, а разрушила его.

Мы с Гленом решили выйти пообедать вечером, и оба слишком много выпили. Он взял меня за руки, как будто собрался делать мне предложение:

– Сколько?

– Что ты имеешь в виду?

– Сколько стоит для тебя бросить покер? Я выпишу чек. Я вложусь во все, что ты захочешь делать.

Он вытащил чековую книжку. Взгляд его был совершенно безумным.

– Так сколько? Я готов вписать цифру.

– Зачем это? Ты хочешь, чтобы я была твоей собственностью? – Ярость внезапно вспыхнула во мне. Глен привык с помощью денег контролировать любые ситуации. А теперь он хочет контролировать меня. – Нет такой цифры, Глен. Меня нельзя купить.

Наши отношения продолжали ухудшаться. Он пытался все контролировать, я сопротивлялась. И чем больше я сопротивлялась, тем сильнее он давил. У него было единственное эффективное средство подчинить меня: игра.

Из моих записей следовало, что он так и не выплатил мне те двести тысяч, которые проиграл в ту ночь, когда мы в первый раз поссорились. Он начал придерживать все больше денег, которые, по моему мнению, он задолжал, когда проигрывал в других играх. А когда я пыталась получить эти деньги, он говорил, что я порчу наши отношения.

Когда я в конце концов переехала в отель под чужим именем и написала ему прощальный емейл, он был в шоке. Он звонил мне, моим друзьям, моим помощникам. Он приехал в «Плазу» и стал требовать, чтобы ему сообщили, в каком я номере. Он попросту не владел собой.

На следующий день я направила емейл Кеннету Реддингу, спрашивая его о большой игре. Он ответил сразу же:

Мы играем сегодня у Эдди.

Я думал, вы организуете это вместе.

Кровь бросилась мне в лицо. Черт. Черт. Черт!

Я мгновенно поняла, что происходит. Глен наверняка отправился к Эдди и вынудил его встать на его сторону. И Эдди, которого я считала своим другом, на самом деле не был другом никому. Он бизнесмен – и увидел тут шанс оттолкнуть меня в сторону и заполучить Глена как еще один актив.

Я была вне себя от ярости. Схватив стакан, я швырнула его об стену, и он разлетелся на множество мелких осколков.

Следующие несколько недель были кромешным адом. Эдди проводил большую игру. Глен вел по понедельникам мою же игру у себя дома, а я с трудом могла устроить одну игру в неделю. Ни Глен, ни Эдди не отвечали на мои звонки. А по моим подсчетам, они оба должны были мне кучу денег.

Если ты собираешься обокрасть меня или отказаться от своего слова, по крайней мере, имей мужество посмотреть мне в глаза.

Голова у меня шла кругом. Нет, я не опущу руки, чтобы покорно принять свою судьбу. Я не испугаюсь, как это было со мной в Лос-Анджелесе. К тому же в этот раз мне некуда было идти.

И я начала обдумывать планы, как вернуть себе игру. Я знала, как уничтожить обоих. Ну разумеется, я могла это сделать. Мне были известны их секреты. Я была свидетелем нарушений закона с их стороны. Но они могут отплатить мне тем же. Все мы в каком-то смысле были повязаны. Некоторые из нас серьезно нарушали закон. И поэтому я решила повести себя благородно.

У меня были другие контакты и другие игры. Но прелесть Нью-Йорка уже стала меркнуть.

Снова пришло лето, и долгая, холодная зима отступила в прямом и переносном смысле, освободив место надежде и жажде жизни. Я опять арендовала дом в Хэмптонсе, и мы с девочками с головой погрузились в круговорот вечеринок, матчей поло и, конечно, игр.

Я заново составила список игроков и снова начала зарабатывать, но теперь я уже не получала от своей работы такого удовольствия, как раньше. Я устала. Устала оттого, что меня постоянно используют. Мне стало казаться, что, если я не соглашусь опуститься до их уровня, я не смогу конкурировать с людьми, не имеющими ни совести, ни чести. Я должна была постоянно думать о том, чтобы прикрыть спину, и не могла отделаться от чувства, что все, с кем я имела дело, стремились украсть мои игры, а так называемые друзья либо сами в этом участвовали, либо получали деньги за помощь. Тяжесть моего образа жизни и одиночество все больше истощали меня.

Июль я провела на Ибице и в Сен-Тропе, занимаясь, как обычно, поиском новых игроков и политической возней. И я тоже играла. В один из вечеров на Ибице я собрала пятьдесят тысяч долларов от людей, которые были мне должны, и все они просто передали мне пачки наличных. Но страсти и энтузиазма уже не было. Вместо того чтобы отплясывать вместе со всеми на столах, я сидела на диване и просто смотрела на весь этот клубок полуобнаженных девиц, потных мужчин, наркотиков, алкоголя и обмана.

Я ушла из клуба и пошла пешком в отель. Начало светать, мои друзья будут еще гулять несколько часов, а я все никак не могла освободиться от чувства пустоты.

Я преспокойно несла в дамской сумочке пятьдесят тысяч наличными, но когда суммы, которые мне надо было перевозить по улицам города, намного превышали эту, я принимала определенные меры безопасности.

У меня был водитель, которого я нанимала именно для таких случаев.

Я договорилась с Силасом, что он заберет меня, когда я поеду в центр за большой суммой. Силас ориентировался на улицах Нью-Йорка, как рыба в воде, и мог довезти меня от моего дома в Верхнем Вест-Сайде до Финансового квартала менее чем за десять минут.

Я села в тонированный «эскалейд» и достала ноутбук.

– Приветствую, Молли, – поздоровался Силас.

– Привет, – ответила я, глядя в свои таблицы.

– Как дела?

– Отлично, – сказала я, расстроенная несоответствием того, что мне были должны, и того, что должна я.

Возможные потери составляли огромную сумму, и перспектива еженедельного сбора денег все больше угнетала меня. Силас обычно не бывал таким разговорчивым, частично этим он мне и нравился. Я никогда не говорила ему, чем зарабатываю на жизнь, и хотя я не сомневалась, что он все знал, вопросов он не задавал.