Николя Барро - Париж — всегда хорошая идея

Рене! Розали почувствовала, что краснеет, и утешалась только тем, что в слабом уличном освещении Роберт ничего не заметит. Среди всех треволнений она совсем забыла про своего друга, который — как она тут же вспомнила — был уже не ее друг!

Она улыбнулась улыбкой сфинкса:

— Мой личный телохранитель, судя по всему, нашел в Сан-Диего бегунью на длинные дистанции и теперь решил охранять ее, — ответила она, не вдаваясь в подробности.

— Ах вот оно как? — Роберт удивленно приподнял брови и расплылся в улыбке, как кот при виде кувшина сливок. — Как же это случилось?

Розали оставила этот вопрос без ответа, и он поднялся вслед за ней по винтовой лестнице в ее маленькую квартирку. Войдя, он с любопытством стал осматриваться вокруг и задержался перед просторным столом, разглядывая лежавшие на нем рисунки.

— Садись! — Включив торшер, она кивнула на кресло, стоявшее возле кровати. — Сейчас принесу из кухни бокал вина.

Она сбросила босоножки, а он положил на кресло свою сумку и стал ходить по комнате. Наконец он остановился перед фотографией ее отца, которая висела над письменным столом.

— Твой отец? — спросил он.

Она кивнула.

— Сразу видно, — сказал он, разглядывая фотографию. — Каштановые волосы, лоб с четко прорисованными бровями, большой рот. Выглядит симпатично. — Роберт обернулся к Розали и взъерошил пятерней волосы. — А я больше пошел в мать.

— Ах да, — улыбнулась Розали. — Золотистые волосы! — Ей вспомнилась выцветшая фотография Руфи. Затем она пошла в атаку: — А от кого у тебя эти невероятные голубые глаза?

— О, благодарю за комплимент! — широко улыбнулся он, стараясь за шуткой скрыть смущение. — Исторический момент!

— Почему исторический?

— По-моему, это первый комплимент, который я получаю от некоей Розали Лоран.

— Может быть, причина в том, что некий Роберт Шерман до сих пор давал мне мало поводов для комплиментов? — парировала она. — Готова держать пари, что на отсутствие комплиментов тебе не приходится жаловаться. Наверняка я не первая женщина, обратившая внимание на твои глаза.

Розали хорошо помнила, как он впервые остановился перед ее витриной и цвет его глаз еще тогда произвел на нее сильное впечатление.

— Да ну… что там… подумаешь… — Он небрежно отмахнулся, лицемерно изображая скромность. — Не так уж и много. Сотня, наверное, не больше.

— Комплиментов или женщин?

Он иронически улыбнулся:

— Комплиментов, конечно. Я же не какой-нибудь там Казанова! Но если уж ответить на твой вопрос, то глаза у меня не от папы и не от мамы, а от дедушки по материнской линии, которого я, к сожалению, никогда не видел. У нас в семье поднялся тогда настоящий переполох из-за этого… — тут он изобразил двумя пальцами кавычки, — крошки Шермана с голубыми глазами.

Он засмеялся, а Розали попробовала представить себе этого рослого мужчину в сине-белой рубашке в полоску маленьким мальчиком.

— Тетушка, по-моему, уже прочила мне актерскую карьеру. Этакого Роберта Редфорда для бедных, — пояснил он, подмигивая. — Но для актера я все-таки недостаточно хорош собой.

— Ой, знаешь, — склонив набок голову, заявила Розали, — красота — еще не самое главное. По-моему, для профессора литературы того, что есть, вполне достаточно.

Через несколько минут она вернулась с двумя бокалами красного вина. Роберт все еще стоял, оглядывая комнату.

Она отдала ему один бокал.

— А за что мы пьем? — спросил он.

Красное вино дразняще покачивалось в его бокале.

— Как тебе такой тост: за завершение наших совместных поисков? — предложила Розали.

— Да, давай выпьем за завершение наших совместных поисков, — повторил он за ней, но что-то в его тоне намекало, что он подразумевает под этими словами что-то совсем другое. — И за то, что после не слишком удачного старта нам все-таки удалось стать добрыми друзьями, — прибавил он от себя.

Оба отпили из бокалов по большому глотку. Розали тотчас же почувствовала действие вина. Ничего удивительного, ведь она с самого утра ничего не ела, кроме маленького кусочка яблочного пирога. Интересно, что он имел в виду под «добрыми друзьями»?

Роберт наполовину опорожнил свой бокал и посмотрел на нее:

— Может быть, мы больше, чем просто друзья.

Розали немного смущенно улыбнулась, чувствуя, как у нее закружилась голова. Она посмотрела на Роберта, который поставил свой бокал на круглый столик рядом с креслом.

— Так вот где ты скрываешься, когда тебя нет в лавке, — произнес он. — Очень уютно.

Его взгляд невольно задержался на французской кровати, накрытой большим бело-голубым покрывалом, на котором были раскиданы выдержанные в синих тонах подушки самых разных форм и размеров.

— Да, это мой укромный уголок, куда я прячусь, когда хочу побыть одна.

— Розали распахнула окно, выходящее на крышу. — Et voila — вот моя вторая комната.

Оставив бокал на низеньком книжном шкафчике возле окна, она выглянула и посмотрела на ночное небо. Проплывающее облачко закрыло собой лунный серп, и при некотором воображении в его очертаниях можно было узнать тигра. Розали постояла у окна, глубоко вдыхая прохладный воздух, и тут вдруг ей ужасно захотелось выкурить сигарету.

Сзади подошел Роберт, и она почувствовала, как по шее побежали мурашки. Сегодня она собрала волосы в узел и закрепила его на затылке большой черепаховой заколкой.

— На самом деле очень, очень красиво, — произнес он тихонько, и Розали не могла понять, действительно ли он имел в виду ее садик на крыше, беспорядочно уставленный цветочными горшками и заросший по бокам кустами, которые отгораживали его от посторонних глаз.

Она ощутила на шее его дыхание.

— А как хорошо пахнет! Словно в зачарованном саду!

Он отвел рукой выбившуюся из узла прядку, и его губы коснулись ее шеи таким легким поцелуем, что она не могла бы с уверенностью сказать, было это на самом деле или ей только почудилось.

— Это, должно быть… гелиотроп… вон там…

С сильно забившимся сердцем она кивнула на куст, покрытый крошечными темно-фиолетовыми цветами, от которых в воздухе повеяло тонким ванильным ароматом.

— Не думаю, — сказал он тихо.

— Что?

Она несмело обернулась. Нежный взгляд Роберта был устремлен на нее.

— Пахнет лесной земляникой, — вымолвил он тихо, зарывшись лицом в ее волосы. — Лесной земляникой и свежестью дождя. Я узнаю этот аромат среди тысяч других.

Он нежно взял в ладони ее лицо и поцеловал.

В этот вечер Розали не оставила записи в своей записной книжке.

Ей было не до того, чтобы писать в дневнике.

Наутро Розали проснулась, против обыкновения, очень рано. Было воскресенье, половина шестого. Левая рука у нее онемела. Причиной тому был американский профессор литературы, который лежал, придавив ее своей тяжестью, и который, оказывается, не знал, что значит «Je te kiffe» [68] Я от тебя балдею (фр.) . Его французский явно несколько устарел. Улыбаясь, Розали попыталась вытащить свою руку из-под Роберта так, чтобы его не разбудить. Она потянулась спросонья и блаженно вздохнула.