Ринат Валиуллин - Кофе на утреннем небе

– Судя по всему, ты не мой и я не твоя.

– Ты в порядке?

– Я в порядке. Только порядок нарушен, – взял я её лицо руками повернул к своему, чтобы заглянуть в глаза.

– Вот уже несколько лет подряд, мысли то перистые, то кучевые, как те облака, что замыкали даль в моём окне, не позволяют сбежать. Я думаю днём и ночью, то лёжа, то длиной проспекта, о нашем союзе, казалось бы, прочном, – усмехнулась она. – Мы одели его в логику плюсов. В каморке любви они развлекали нас до поры до времени. Но взгляд потускнел под монотонную речь, ты заметил как потускнел мой взгляд? Да и твой тоже, особенно когда ты смотришь на меня, он всё больше в пыли. Мы пытались разбавиться вином, чтобы не видеть этого, но это не может срабатывать постоянно. Вино без романтики просто пойло. Я хочу запомнить вкус вина. Никто не в силах вырезать мемуары, это не аппендикс, тем более они всё ещё греют за пазухой и ниже, хотя уже не настолько красочны и не пахнут цветами, просто воткнуты в сердце, как в вазочку.

– Жизнь – штука подлиннее чем х… и поглубже чем п… в этом и скрыто её разнообразие, я тоже как всякий хотела бы её прожить по полной, но всякий бережёт нервы и здоровье, – посмотрела Алиса на Максима, который нелепо приседал в углу с гантелями, – страхуясь, требует от неё гарантий, в долготе и счастье. Хотя эти понятия взаимоуничтожающие, склонные к разочарованию, поэтому каждое утро, с чувством лёгкого недосыпания, я достаю из мешка с подарками новую жизнь, разворачиваю, в надежде что она будет конфеткой или хотя бы начинкой. Сосу, вся разница в том: сосёшь или отсасываешь.

Алиса ощутила вкус зубной пасты: утро начинается с щётки, далее кофе, он выливается в море одушевлённого хлама, он разбросан повсюду, люди – маленькие карликовые негодяи, мужчины и женщины, то кусаются, то ласкают. Последнее мне нравится больше. Разве я много прошу? Нет, я не прожорлива, мне много не надо, но с мясом.

Я смотрел на ворону, которая снесла яйца. Теперь вся её забота, все её помыслы лежали под её телом. «Чё пялишься?» – спрашивала она меня своими большими чёрными бусинками-зрачками. Её больше ничего не беспокоило. Я оставил ворону в покое и вспомнил свою бывшую: «Я хотела бы просто побыть матерью и находиться в этом состоянии, чтобы это не было какой-то тяжкой работой, чтобы поймать от этого кайф». Всё ещё глядя сквозь стекло, я вспомнил окно на кухне, где сегодня утром весна поскрипывала качелями. Я не знал о чём, скорее всего о том, что любое движение вперёд даётся со скрипом. И как следствие тянет назад, как и меня сейчас. Мужчинам свойственно возвращаться. Нам сложнее акклиматизироваться в новых условиях. Так и катаешься на качелях от одной к другой, вперёд – назад. Женщинам, напротив, всегда было легче уйти, нежели балансировать в нерешительности. Интуиция давала им на это джокер.

Я вернулся с кухни к себе в кабинет, к этому окну, к этой вороне, к этим проводам, которыми было расчерчено небо, одни провода перекачивали амперы, другие грузили килобайты. Тепло, свет, общение – вот всё, в чём нуждались люди. На один из проводов сел ворон, может, муж той что свила гнездо, словно его заданием было прослушать все текущие разговоры. Собрав ценную информацию, он отцепился от провода и полетел вниз гонять голубей, стадо которых паслось под деревом. Голуби на ворона никак не реагировали, хотя тот пытался их даже клевать. Голубь уже был не тот. Он сейчас не мог работать как раньше голубем мира или хотя бы почтовым, в нём уже не нуждались, он вынужден был влачить жалкое хлебобулочное существование, перебиваясь жалостью граждан.

– Что-то меня знобит, дай руку.

Она взяла мою руку и положила себе под мышку, словно градусник.

– Ты и вправду горишь, – вытащил я руку и стал её изучать.

– Сколько?

– Без двадцати час.

– Так много? – снова завладела она рукой.

– Срочно в постель. Тебе нужен постельный режим.

– Да, да, нам нужен постельный режим, – потащила она меня за собой.

– Жар прошёл? – спросил я её, когда уже вошёл и вышел покурить из её внутреннего мира.

– Нет, у меня кровь горячая, на двадцать пять процентов цыганская.

– Так вот откуда такая бронзовая скульптура, XIX век, судя по манерам?

– Девятнадцатый год ты хотел сказать?

– На девятнадцать ты не тянешь, надо откормить.

– Не округляйте женщину любя. Расскажи мне лучше сказку.

– Могу только басню.

– Идёт!

– Про ворону?

– Лучше про сыр.

– Ворону где-то Бог послал за сыром, он мог послать и дальше, но сам ведь создал. Не то что бы ему хотелось сыра, просто надоело слушать её крикливый кашель. Она слетала, взяла себе кусочек тоже. Сказала бармену: «Мне два по сто дор блю и маасдама», хотела съесть, да призадумалась, внизу сидел клошар, он пил бургундское который вечер, закуски не было, немая жажда чесала его горло:

– Ворона?

– Нет ещё.

– Ну значит будешь. Как у тебя там?

– Сыра.

– Здесь тоже сыро.

– Сыра в кой-то веки хотела съесть спокойно.

– Я тоже не отказался бы. Какой?

– Так важно?

– Наверно, сулугуни?

– Дор блю и маасдам.

– Неплохо выглядишь сегодня, кстати.

– Могла быть лучше.

– Вина не хочешь?

– Я кислое не пью.

– Бургундское.

– Ты от души или корысти ради?

– Ради.

– Я рада, что не врёшь.

– Я рад бы врать, но пьян. Когда я пьян, я честен. Ну, долго тебя ждать? Могу помочь, спугнуть камнем иль палкой.

– Не надо, я сама.

– Как скажешь.

– Жди. Сейчас спущусь. Что взять с собой?

– Да ничего не надо. Мне нужна компания.

– Мужик. Послушай, я так не могу. С пустыми крыльями. По-вашему, руками.

– Ладно. Если сможешь, возьми с собой закуски.

– Дор блю и маасдаму?

– Не, дам не надо. Слишком много знают, такие пахнут скукой. С воронами куда сподручней. Они доверчивы, опять же сыр и дырки.

– Ну, вот, опошлил всё своей концовкой.

– А ты о чём подумала?

– Мир полон иллюзий!

– А где аплодисменты? – повернулся я к ней и положил лицо на ладонь, мой локоть упёрся в матрас.

– Может, спать?

– Тебе не понравилась басня?

– Я гладила тебя всё время, этими руками, ты не заметил? – вытащила она руки из-под одеяла и подняла вверх.

– Я и говорю. Разве можно засыпать неудовлетворённой?

– Нет, нельзя. Всё равно, что без ужина лечь. Поэтому сказки твои мне нравятся больше, чем басни.

– Ну, слушай. Только одна короткая: «Каждые выходные он покупал ей новое платье. До тех пор, пока платье не стало свадебным».

Хотел завтра это сделать, но терпения не хватило: встал я и что-то достал из кармана штанов.