Джози Силвер - Один день в декабре

— А что мне остается? — пожимаю я плечами и бросаю на Сару беспомощный взгляд. — Только держаться и ждать.

Сара вешает пальто на спинку стула и ставит на плиту чайник.

— Как себя чувствует твоя мама? — спрашивает она.

— Тоже пытается держать себя в руках, — отвечаю я, передавая ей кружки.

Да, мама пытается совладать со своим горем, но пока это ей не слишком удается. Она встает по утрам и ложится спать по вечерам; если кто-нибудь к ней обращается, отвечает односложно. Но почти все время она сидит, устремив неподвижный взгляд в пространство. Глядя на маму, я испытываю такое чувство, словно мы поменялись местами и я должна успокоить и утешить ее, как она утешала меня в детстве. Но я не знаю, что сказать ей в утешение.

— Возможно, сегодняшний день станет поворотным, — замечает Сара.

Она не первая, кто это говорит. Считается, в день похорон близкие осознают: человек, которого они любили, действительно ушел из этого мира. И все, что им остается, — примириться с жизнью, где его больше не будет.

— Возможно, — отвечаю я не слишком уверенно. Мне трудно представить, что кто-то из нас сумеет привыкнуть жить без папы. — Ты отлично выглядишь, — перевожу я разговор на другую тему.

Сара, взмахнув конским хвостом, окидывает взглядом свое черное платье в стиле Джеки Онассис.

— На моей работе иначе нельзя, — улыбается она.

Теперь Сара регулярно появляется в ежедневных выпусках новостей. Одна ее мечта уже стала явью. Мы сидим за столом, пьем кофе. Я размешиваю в кружке сахар, наблюдая, как белые крупники кружатся в темной жидкости.

— Сидим с тобой, как на Деланси-стрит, — говорит Сара.

Внезапно меня пронзает острая игла сожаления и тоски.

— Как жаль, что время нельзя повернуть вспять! — вздыхаю я.

— Жаль, — эхом повторяет Сара.

— Сара, я должна тебе сказать…

Я чувствую неодолимое желание поговорить с ней начистоту, попросить у нее прощения. Она примчалась сюда, узнав, что у меня горе, но мы еще ни словом не обмолвились о том, кто стал причиной нашей ссоры. О Джеке.

— Давай не будем об этом сейчас, — качает головой Сара. — Да и зачем ворошить прошлое? С тех пор многое изменилось. — Она сжимает мою руку.

Мы избегаем этого мучительного вопроса, мы прячем его, как скелет в шкафу. Пытаясь обмануть самих себя, мы надеваем на шкаф чехол из веселенькой материи в цветочек. Но придет время, чехол придется снять, и скелет вывалится наружу.

— Нам с тобой есть что обсудить, — говорю я.

— Потом мы обязательно все обсудим, — кивает Сара. — Но не сейчас.

— Хочешь пива?

Я наслаждаюсь тишиной, сидя на скамейке у ручейка в запущенном саду родителей Лори.

Оскар подходит и вручает мне кружку.

— Спасибо, — киваю я, и он садится рядом, подпирая руками голову. — Трудный сегодня выдался день.

— Не представляю, как она все это перенесет, — вздыхает Оскар.

Я до такой степени не ожидал от него подобных откровенностей, что глупо уточняю:

— Лори?

— Да, — вздыхает он и отпивает из своего стакана.

Кажется, там у него виски. Мы знакомы уже много лет и успели выяснить, что я пивная душа, а Оскар предпочитает напитки покрепче.

— Не представляю, как ей помочь. Что ей сказать, как утешить, — бормочет Оскар.

Он что, спрашивает у меня совета? Очень трогательно. Что ж, хотя я никогда не испытывал к нему особой симпатии, кое-что нас объединяет. Мы оба переживаем за Лори.

— Знаешь, по моим наблюдениям, Лори намного крепче, чем выглядит, — отвечаю я. — Хотя, конечно, она не до такой степени крепка, чтобы никогда не ломаться.

Я невольно вспоминаю тот давний день, когда с неба валил снег и я целовал ее на пустынной улице. Тогда она была на грани душевного срыва.

— Просто будь рядом, — советую я. — Не оставляй ее наедине со своим горем.

— Но я не знаю, что сказать, — твердит Оскар.

— Этого никто не знает. Говори хоть что-нибудь. Это лучше, чем ничего.

— А вот ты, похоже, всегда знаешь, что сказать, — изрекает он. — Взять хотя бы речь, которую ты произнес на нашей свадьбе.

Оскар молчит, искоса глядя на меня. Блин, с какой стати он об этом вспомнил?! Выбрал подходящее время, ничего не скажешь.

— Чем тебе не понравилась моя речь? — глядя ему прямо в глаза, резко спрашиваю я.

Он поднимает голову и откидывается на спинку скамьи:

— Скажу тебе откровенно, Джек, когда я тебя слушал, трудно было поверить, что твои чувства к Лори… не переходят границ платонической дружбы.

Я разражаюсь саркастическим смехом, таким громким, что пиво проливается на скамью.

— Оскар, ты уверен, что нам стоит выяснять отношения в день похорон отца Лори?

— Я не собираюсь выяснять с тобой отношения, — возражает он, и его голос звучит миролюбиво, как всегда. — Я достаточно долго проявлял терпение. Но сейчас я хочу задать тебе чрезвычайно простой вопрос. Джек, ты влюблен в мою жену?

Подумать только, он достаточно долго проявлял терпение! А теперь хочет задать мне чрезвычайно простой вопрос! Черт бы его побрал! Звучит высокомерно до идиотизма! Да, пожалуй, нам с этим паршивым снобом пора перестать притворяться, что мы прекрасно друг к другу относимся. Но, повторяю, день похорон отца Лори не подходит для всякого рода разборок.

Поэтому на чрезвычайно простой вопрос я даю чрезвычайно простой ответ:

— Да.

— Хочешь пива? — У скамейки стоит Сара. Прошло полчаса или около того.

— Да вы все что, сговорились меня спаивать? Сначала Оскар, потом ты.

— Прости, — пожимает плечами Сара. — Если хочешь, могу уйти и оставить тебя в одиночестве.

— Не надо, — качаю я головой и забираю у нее стакан с пивом. — Извини, что нахамил тебе, Сар. Садись, поболтаем немного.

Сара опускается на скамью рядом со мной. На ней куртка из черного искусственного меха, в руках стакан с красным вином.

— У тебя какие-то неприятности, Джек? — спрашивает она. — Помимо очевидных.

Под очевидными неприятностями она, вероятно, подразумевает тот факт, что мы на поминках. Это доходит до меня не сразу.

— Мне и очевидных достаточно, — отвечаю я. — Знаешь, поневоле пришлось вспомнить то, о чем я стараюсь не думать.

— Из всех нас ты один… пережил подобное, — понимающе кивает Сара. — И ты единственный понимаешь, как утешить Лори.

Я кладу руку ей на плечо, похищая немного ее тепла.

— Не думаю, что ее сильно утешит, если я скажу, что до сих пор скучаю по папе.

Сара прижимается ко мне:

— Я никогда тебя о нем не расспрашивала. Прости.

— Тебе не за что просить прощения, — отвечаю я. — Ты в сто раз лучше меня, засранца.

Сара тихонько смеется:

— Что ж, я рада, если ты действительно так думаешь.

— Именно так и никак иначе.

Мы сидим рядом в задумчивом молчании, из дома доносится гул голосов и звон посуды, ручей тихонько журчит.