Леонгард Франк - Избранное. В 2 т. Т. 2

— Если хочешь, чтобы я пережила сегодняшний день, если ты этого и впрямь хочешь, немедленно зови его обратно. Астра наложит на себя руки. И я тоже. Клянусь тебе, я последую за ней. Зови его обратно. Но только немедленно!

Нотариус не узнавал своей жены.

— Ты, видно, спятила? Как ты смеешь так разговаривать со мной!

— Смею! Теперь ты знаешь, как я поступлю. — Она вышла из комнаты, щеки ее пылали.

Ошеломленный нотариус посмотрел ей вслед.

— Неужели я прожил двадцать лет с этой тигрицей?

Он подошел к окну и увидел, что крестьянин открывает капот, чтобы на всякий случай выиграть время.

— Что, не заводится?

Из собственной практики крестьянин знал, что любой самый незначащий разговор — повод для возобновления торга, который длится порой целый день. Он хорошо понимал, как выгодно ему породниться с семьей всеми уважаемого нотариуса, к тому же хитрец выведал, что у вдовы всего-навсего двадцать пять тысяч наличными. Поэтому он немедленно обернулся и, подмигнув, крикнул:

— Без ведра воды никак не уедешь.

— Ведро воды получить можно. Надо только зайти в контору.

Они столковались на шестидесяти пяти тысячах.

Тем временем Матильда, проводившая мать Паули к нотариусу, совершила длинную прогулку: она посетила все те места, где когда-то гуляла, а потом подошла к школе. Из открытых окон классной комнаты звучала песня, которую она пела вместе с ребятишками, изображавшими эльфов. Но вот песня оборвалась. Учитель рассердился на певцов.

— Эту песню нельзя петь монотонно, без воодушевления, — кричал он. — Тогда лучше ее совсем не петь. Начнем еще раз сначала. «О, родина моя».

Матильда вошла в дом. Старый учитель пел, окруженный своими ученицами; он походил на дерево, в ветвях которого, ликуя, заливаются птицы. Вспомнив дни детства, Матильда тоже запела.

— Вот теперь гораздо лучше. Можете отправляться домой.

Ученицы гурьбой выбежали из школы; на лице учителя появилась грустная улыбка при мысли о том, что и Роза была бы теперь воплощением юности, воплощением жизни, так же как эта красивая девушка.

Потом учитель пошел в сад. Несколько веток совсем высохли. И учитель поступил так, как поступают все садоводы: он спилил мертвые ветки и смазал надрезы смолой.

А в это время Матильда стояла в десяти шагах от учительского дома на маленьком кладбище перед безымянным могильным холмиком, на котором не было даже креста. Прикрыв глаза, чтобы не заплакать, она увидела глубоко под землей очертания маленького скелета Розы, аккуратно сложенного на желтом песке.

В тот же самый час мать Паули устраивала еще один брак — второй за сегодняшний день. По ее словам, Зилаф был чрезвычайно привязан к матери, что уже само по себе являлось наилучшей рекомендацией. Старушка хвалила его прямоту и честность, а под конец весьма добросовестно описала материальное положение молодого врача и его виды на будущее.

Мать Матильды с тревогой слушала гостью. Ее лицо раскраснелось от трудных дум, от радости и страха и еще от черного кофе, какой подавался только по случаю прихода гостей.

Матильда пошла в лес. Пестрый зяблик провожал ее, перелетая с дерева на дерево, он то обгонял девушку, то, насвистывая, дожидался ее и опять обгонял. Казалось, все птицы в лесу, как по уговору, замолкли, решив оставить зяблика и Матильду вдвоем, тишину нарушал только шорох веток, на которые садился зяблик. Тени, словно кружева, покрывавшие тропинку, были неподвижны.

Мысли и чувства, почерпнутые Матильдой из детских сказок, были устремлены теперь в будущее, к Зилафу. В ее душе звучала песня о девушке и юноше: они поженились и прожили долгую счастливую жизнь, потому что всегда следовали законам правды и добра.

Сойдя с тропинки, Матильда проникла в самую чащу. Она сворачивала то вправо, то влево, пока наконец ей не преградила дорогу высокая и густая изгородь из шиповника. Матильда никогда раньше не была в этом заколдованном месте. Она пошла вдоль кустов шиповника, чтобы найти какую-нибудь лазейку и проникнуть за изгородь, но все было напрасно: обогнув изгородь, девушка очутилась на том же месте, откуда начала свой путь; живая стена — она росла здесь, наверное, уже лет сто — представляла собой замкнутый круг.

Матильде пришлось руками раздвигать крепко-накрепко сплетенные колючие ветки, наклоняться до земли, вертеться во все стороны, иногда даже пятиться назад, чтобы проникнуть на заколдованную поляну. Когда она наконец очутилась за изгородью, ее прическа растрепалась, а руки и ноги были исколоты шипами.

На пушистом темно-зеленом мху, чуть пахнувшем тленом, кое-где росли фиолетовые цветы с тонкими лепестками. Матильда таких никогда не видывала.

Как в детстве, она сбросила с себя платье и заснула, вдыхая пряный запах хвои, сладкий аромат шиповника; ей казалось, будто она спит уже сотни лет во власти неведомых чар.

Ни единый звук не проникал на полянку. Даже свет был здесь особенный, словно он лился прямо из седой старины. Все вокруг замерло, растворившись в вечности. Только облака плыли по небу.

Но вдруг откуда-то сбоку влетела опьяневшая от красок бабочка и закружилась над полянкой, спавшей мертвым сном.

Она не пожелала сесть на зловещие фиолетовые цветы. Сложив крылышки, бабочка опустилась на круглое плечо Матильды. На другом плече покоилась щека Матильды. Взлетая и снова опускаясь, бабочка добралась до груди девушки, а оттуда перелетела на самую высокую точку — на поднятое девичье колено, чтобы обозреть все это диво дивное — крепко спящую заколдованную красавицу.

А потом бабочка упорхнула, как бы убоявшись, что и она погрузится в сон на целых сто лет.

Зилаф, пылая от нетерпения, прорвался через стену роз на полянку. Сквозь сон Матильда услышала его ласковый голос: «Скоро ты будешь моей женой». А потом он разбудил ее поцелуем.

Мох и цветы, ожив, засверкали на солнце. Пчелы загудели, верхушки елей начали перешептываться, птицы, ликуя, запели. Все живое пробудилось от сна. Опираясь на кончики пальцев, Матильда приподнялась и, сияя, поглядела вокруг.

Потом она снова легла на спину, заложив руки на затылке. Теперь она глядела на небо, представляя себе свою будущую жизнь с Зилафом.

В розовых облачках Матильда различила убогую каморку, и себя самое в белом больничном халате. Она склонилась над больным ребенком, у изголовья которого стоял ангел смерти. Мать ребенка горько плакала, у нее не было денег на врача и на лекарства. Но вот в комнату вошел Зилаф и принес лекарства, хлеб и кувшин молока. Сурово улыбнувшись, ангел смерти исчез.

«Я его жена и буду помогать ему», — грудь девушки высоко вздымалась. Матильда вскочила.

Только треть длинного стола из темного мореного дуба была накрыта к обеду. Тарелки стояли треугольником. У вершины треугольника, во главе стола, сидела мать Зилафа.