Леонгард Франк - Избранное. В 2 т. Т. 2

— Завтра я отвезу вас в Англию к сестре моей матери. У нее вы останетесь до тех пор, пока мы сможем пожениться.

Лицо Матильды на секунду озарилось слабой улыбкой — так поразила ее решительность молодого англичанина. И все же, встретив растерянный взгляд Матильды, Уэстон понял: эта женщина беззащитна перед жизнью, такие, как она, не убегают от мужа прямо с бала. Она все еще была девочкой-безручкой.

Как ни огорчался Уэстон, он был безоружен. Его бы не остановили никакие внешние препятствия, но он не мог нарушить волю Матильды, решившей покориться судьбе. В отчаянии он сказал:

— Но ведь вы ужасно несчастны.

Матильда нашла в себе силы улыбнуться.

— Да нет же… Отведите меня, пожалуйста, к мужу.

Уэстон отвел ее. В эту минуту он потерпел величайшее поражение в своей жизни.

В полночь веселье за столом школьных товарищей Зилафа достигло своего апогея. Один тост следовал за другим; чаще всего в этой компании пили за жизнь, откупоривая все новые и новые бутылки. Черноволосая женщина, сидевшая рядом с Зилафом, хохотала без умолку, но Матильду это не трогало. У нее было такое чувство, словно ее покинули одну на необитаемом острове. Корабль уже отплыл.

Внезапно Зилаф обратился к ней:

— За твое здоровье, сказочная принцесса! Не дадим звезде погаснуть? Звезда! Ха-ха!

Матильда побледнела как полотно.

Наступило неловкое молчание; повинуясь какому-то непонятному импульсу, румын набросил кружевную шаль на плечи Матильды. Паули увел ее из зала.

Губы не повиновались Паули, уголки его рта дрожали, когда он заговорил с Матильдой.

— Он не такой уж плохой, просто он выпил лишнее.

— Но зачем он это сказал? Как раз это? Именно это? — жалобно возразила Матильда.

Они молча сидели на террасе. Лунный серп поблескивал в озере. Воздух был недвижим. Искоса поглядев на Матильду, Паули устремил взгляд в темноту. Он глубоко задумался.

— Раньше, когда Зилаф учился, он был совсем другой. В тебе он видит качества, которые сам утратил. И это его мучает. Человек не желает, чтобы его ближний свято хранил то, что он предал. Иногда это рождает ненависть.

— Что же нам делать, Паули? — спросила Матильда после долгого молчания. На ее губах играла грустная улыбка. На свой вопрос она не ждала ответа.

На темном небе с треском лопнула шутиха, красные и голубые звездочки разлетелись во все стороны и бесшумно утонули во мраке. В саду пускали фейерверк. На террасу хлынула толпа. Паули проводил Матильду домой.

Уэстон, как был, во фраке, опять очутился в баре: художник-швейцарец только что расправился со второй порцией отварного мяса.

— Где здесь можно напиться? — спросил Уэстон

— Повсюду! Наши натуральные вина не очень крепкие, но зато они натуральные. Вы можете напиться в любой пивнушке, иными словами — в каждом третьем доме. Насчет вина мы не мелочны. Этого от нас не отнимешь. Но если вы желаете пить по-настоящему, надо пойти на Глоккенгассе, пять.

Сперва они долго шли вдоль озера и по берегу реки, впадающей в озеро, потом, перебравшись через мост, начали карабкаться в гору по крутой, узкой и извилистой улочке; погребок помещался в покосившемся ветхом домишке, пропахшем вином.

Контраст между их одеяниями был настолько велик, что казалось, будто элегантный господин во фраке и художник в потертых широких вельветовых брюках, в жалком кургузом пиджачке и огненно-красном свитере — странствующие актеры, которые собираются дать пятиминутное представление, а потом пойти с шапкой по кругу.

Странная парочка уселась в прохладной нише у открытого окна; напротив них за окном тянулась горбатая, позеленевшая от времени стена. За столиками красного дерева восседали бородачи-мастеровые. На стенах, обшитых деревянными панелями, висели старинные цветные гравюры. По длинной узкой комнате прошла, потягиваясь на ходу, белая кошка, вскочила на стул и начала вылизывать шерстку. Казалось, время в этом зале идет бесшумно, как хорошие часы.

Хозяин погребка — коренастый крепыш лет шестидесяти, с квадратным туловищем и ушами, смахивающими на цветную капусту, — в молодости подвизался в качестве боксера-любителя. Некоторое время он был даже чемпионом Швейцарии в среднем весе. Потом крепыш служил шеф-поваром в отеле «Риц» в Париже и, наконец, вот уже четверть века торчал в крохоткой кухоньке, сдабривая во славу своего заведения солидную швейцарскую еду изысканными французскими приправами. Сейчас хозяин сидел за столиком вместе с завсегдатаями погребка, пригласившими его пропустить стаканчик-другой. При виде Уэстона и художника он поднялся со стула и медленно подошел к ним. Новым гостям надо было дать совет и принести разливное вино.

— Это вино первый сорт, — сказал хозяин и, не торопясь, отправился обратно за столик завсегдатаев.

Но уже через минуту хозяину пришлось снова встать, так как графин опустел. Уэстон явился сюда не для того, чтобы медленно потягивать хорошее винцо; он хотел напиться, и притом как можно быстрее.

После четвертого графина улыбающийся хозяин, курсировавший между нишей и погребом, где стояли бочки с вином, явно заинтересовался господином во фраке. Господин во фраке, не говоря ни слова, с решительным видом опрокидывал рюмку за рюмкой, но при этом оставался совершенно спокойным и хладнокровным, словно пил воду. Впрочем, и художник, подкрепившийся двумя порциями отварного мяса, был хоть куда.

— Лев, вы молодец. За ваше здоровье! — похвалил его Уэстон.

Завсегдатаи один за другим покидали погребок; последним ушел мясник — постоянный поставщик хозяина.

В этот час гости всегда расходились по домам. Кошка, свернувшись клубочком, заснула на стуле.

Уэстон снова налил себе вина.

— Ну, а как обстоит дело с любовью?

Укрощенный лев вытянул шею; его лицо уже несколько побледнело; секунду он пристально смотрел в глаза Уэстону, а потом прошептал:

— Не касайтесь этой темы.

Покачнувшись, художник откинулся назад и закрыл глаза.

— Время от времени какая-нибудь девица забегает ко мне в мастерскую. Недели через две она является снова. Она или другая. Но любовь… Этой темы не надо касаться. Девушки бывают очень милые. Все они очень милые.

— Тогда нам не остается ничего иного, как выпить за здоровье девушек, — деловито заявил Уэстон.

Лев с трудом оторвался от стены.

— Все равно тебе не удастся меня перепить, пьяница несчастный.

Они снова осушили рюмки.

Хозяин, знавший свое вино и сам не дурак выпить, с интересом наблюдал за иностранцем; тот все еще казался трезвым, и в то же время непонятно было, что он выкинет через минуту.

— Как вы считаете, Лев, не ошибся ли Господь Бог, сотворив мужчин и женщин? Говорят, это была гениальная идея, но, по-моему, без женщин нам жилось бы спокойней! А вы как думаете?