Леонгард Франк - Избранное. В 2 т. Т. 2

Но никто, кроме младенца-дирижера с розовыми крылышками, который летает над усердно пиликающими оркестрантами, не заметил, что Уэстон и Матильда поженились. Широко раскинув крылышки и руки, дирижер поднялся под самый потолок. Зазвучали скрипки, от поцелуя Уэстона Матильда позабыла все на свете. А когда она очнулась, на груди у нее лежала маленькая дочурка.

Два дня спустя ранним утром Матильда обнаружила под кучей рекламных проспектов письмо Уэстона, отправленное авиапочтой. Судя по штемпелю, Уэстон написал его в тот же час, когда она писала ему. Матильда была в этом уверена. Кровь застучала у нее в висках.

Она перевернула конверт и прочла по буквам название глухой английской деревушки. Теперь у нее есть его адрес. Быть может, дом, в котором он живет, и впрямь такой, каким он представляется Матильде. Позже, когда Матильда пойдет на рынок, она опустит свое письмо в почтовый ящик. Она прижалась щекой к конверту и только потом его распечатала.

«Сегодня ночью мама — она уже давно умерла — положила передо мной белый лист бумаги и строго наказала: «Напиши ей». При жизни она никогда не говорила со мной так строго. А потом я увидел Вас. Вы медленно шли по газону. Я проснулся и сразу же сел за письменный стол.

Я чту закон, запрещающий вмешиваться в жизнь женщины, связанной с другим человеком. Но я знаю, как Вы несчастны, и мне кажется, что в данном случае я вправе последовать велению матери, велению своего сердца. Сегодня утром я отправился верхом к овечьим стадам, Вы были рядом. И я спросил Вас, куда нам поехать в наш медовый месяц.

О своем чувстве к Вам я не стану писать.

Ваш Уэстон ».

Тяжелый груз спал с души Матильды. В висках у нее все еще стучало. Колени подгибались. Она присела к столу и положила голову на скрещенные руки. Глаза то закрывались, то снова открывались. Поток счастья бушевал в ней, в каждой частице ее тела. Письмо Уэстона лежало рядом, прикрытое ладонью.

В эту секунду дверь спальной приоткрылась, Матильда подняла голову. На пороге стоял Зилаф в пижаме.

— Позвони, пожалуйста, профессору. У меня жар.

Лицо Зилафа пылало.

К вечеру температура подскочила до сорока. Болезнь осложнилась воспалением легких. Сердце Зилафа работало с перебоями. Профессор пытался сбить температуру инъекциями хинина. Но, несмотря на огромные дозы лекарства, жар не спадал.

Матильда достаточно разбиралась в медицине, чтобы понять: судьбу больного решает сердце. Силы Зилафа таяли с каждой минутой. Он уже не мог приподняться в постели. Есть он тоже не мог. Запахи еды вызывали у него тошноту, доводили до обморока. Казалось, он потерял и зрение и слух. За все время он заговорил только раз, и то в бреду.

— На дне морском, в гуще ползучих растений замерли рыбы; и я с ними, рыбы таращат на меня глаза…

Матильда не отходила от больного ни днем, ни ночью. Письмо Уэстону она так и не отослала. Нет, она никогда не напишет ему. О себе Матильда больше не думала. На нее свалилась тысяча повседневных забот. Она почти не спала. Стоило Зилафу шевельнуться, как она вскакивала. Даже ночью она не отходила от него. Через две недели Матильда превратилась в тень. Губы стали серые. Только в глазах теплилась жизнь. Они у нее заметно посветлели.

Прошло еще недели три, прежде чем Зилафу разрешили встать на часок. Он похудел на двадцать кило. Теперь он напоминал хилого, нежизнеспособного ребенка, который видит всё, даже самые знакомые предметы, как бы в полусне, откуда-то издалека.

Через два месяца после того, как Зилаф заболел, в теплый весенний день Матильда медленно вела машину в гору. Это была первая прогулка Зилафа за город. Они решили отправиться к маленькому ресторанчику среди лесистых холмов.

Непрестанно меняющиеся пейзажи за окном машины так утомили Зилафа, что он закрыл глаза. И все же он попытался выйти из машины сам, без помощи Матильды. Он вел себя как двухлетний мальчуган, который хочет показать, что он уже совсем самостоятельный. Однако, когда Зилаф шел по траве, ему пришлось опереться на руку жены. Только после этого покачнувшийся было ресторанчик стал прямо. Приветливая хозяйка подала им молоко и мед и вынесла мягкое кресло для Зилафа.

Зилаф недоверчиво отводил взгляд от всего большого: от пустынной белой дороги, которая тянулась до самого горизонта и исчезала среди лесистых холмов, и от снежных вершин, сверкавших в голубой дали. Он разглядывал только то, что было легко обозримо, и то вначале так робко, словно явился с другой планеты, где не было ни одуванчиков, ни уток.

У серой утки крылья и гладкая головка отливали перламутром. Утка подплыла к Зилафу, искоса поглядела на него, крякнула, как бы заговорила, а потом опять нырнула и, громко крякая, поплыла прочь.

Зилаф улыбнулся в ответ на приветствие серой утки — первое приветствие жизни, достигшее его слуха.

С глубоким волнением наблюдал он за пчелой, пробиравшейся по краю тарелки, за тем, как она, сжавшись в комочек, собирала мед, ярко блестевший на солнце.

Глаза Зилафа приобрели новое выражение. Они видели смерть и через смерть познали жизнь.

Смерть, признав себя побежденной, отступила и вернула Зилафа в этот солнечный мир, который явился к нему сейчас в образе курицы, высоко подымавшей лапки при каждом шаге, словно она шествовала по раскаленному железу. Эта первая и единственная в мире курица вертела головкой; поглядывая на Зилафа, она вытягивала шею и громко кудахтала.

Зилаф улыбнулся Матильде и протянул ей руку через стол. Она вложила в нее свою худенькую ручонку. Оба вспомнили кабачок ратуши, и у обоих на глаза навернулись слезы.

— Теперь все хорошо, — прошептала Матильда нежно.

Казалось, они начинали свою жизнь сначала.

— Нет, этого тебе сейчас нельзя, — сказала Матильда испуганно, когда Зилаф на обратном пути обнял ее. — Сейчас нельзя, я должна доставить тебя домой в целости и сохранности. — И она осторожно взяла крутой поворот.

Зилаф откинулся на сиденье. Улыбнувшись, он закрыл глаза. Как приятно довериться ее заботам… Четыре года назад она доверилась ему! И что из этого вышло? До чего он докатился?.. «Сейчас нельзя», — сказала Матильда. Но когда они приедут домой, он прижмет ее голову к своей груди.

Поездка за город пошла на пользу Зилафу: весь день и всю ночь он спал как убитый. На следующее утро он улегся в шезлонге на балконе и, завернувшись в одеяло, подставил лицо теплым солнечным лучам.

Внизу шли люди. Маленькая девочка бежала за обручем; казалось, она пронеслась сквозь Зилафа. Ее юбчонка разлеталась в разные стороны. Молодая женщина распахнула окно напротив их дома, чтобы вытрясти пыльную тряпку. Голова у нее была повязана платком.

Пламя жизни заново вторгалось в освобожденную от всего наносного душу Зилафа.