Леонгард Франк - Избранное. В 2 т. Т. 2

Матильда подумала немного.

— Два с половиной франка, вместе с питанием. Для вас это не слишком дорого? — Матильда смущенно улыбнулась. — Мне самой это обойдется не дешевле.

— Хорошо, я снимаю у вас комнату.

— Но спать вам придется на раскладной кровати.

— Вот как! — Вид у Уэстона был несколько обескураженный; он показал рукой на кровать Матильды: — В этой кровати вы спите сами?

— Да, — сказала Матильда и опустила голову, вспомнив эту ночь с Уэстоном.

Но новый постоялец Матильды упорно говорил все о том же:

— Мне нравится, что эта кровать такая широкая! Собственно говоря, она двуспальная.

«Он слишком много себе позволяет! Какой нахал!» — подумала Матильда и сказала с подчеркнутым достоинством:

— Присядьте, пожалуйста. Я могу предложить вам кофе. Он как раз готов, и его хватит на двоих.

И вот Уэстон в самом деле сидит за столом и держит себя скромно и почтительно, держит себя как человек, мечтающий завоевать женщину, которую он видит сегодня в первый раз, хотя… не дальше чем вчера она стала его женой. А Матильда выбежала на кухню и прижалась лбом к стене. Ее сердце трепетало, потому что Уэстон вдруг опять стал таким чужим. И все же пусть добивается ее; она хочет испытать это снова. Весь вопрос в том, долго ли она сможет играть свою роль.

Чужая женщина, очень сдержанная и спокойная, вошла в комнату с подносом и начала разливать кофе.

— Позвольте, я намажу вам хлеб маслом, — сказала она.

— Спасибо, это будет очень мило с вашей стороны. Ни одна женщина не намазывала мне хлеб маслом. К тому же такая красивая женщина!

— Прошу вас не разговаривать со мной таким тоном.

— Извините. Трудно не говорить о том, что видишь и чувствуешь.

Матильда притворилась, будто она не слышит его слов.

— Пожалуйста, вот мед… Вы много путешествовали?

— Да, я объездил весь мир. Последнее время я жил на острове Ява.

— Так далеко? У вас там были дела?

— Нет, я пил виски. Я любил одну женщину, но она была замужем.

Матильда вдруг совершенно забыла, что она не должна выходить из своей роли.

— Расскажите мне, пожалуйста, что вы чувствовали, расскажите же.

Да и Уэстон забыл об их игре, так захватили его воспоминания. Он задумался, не зная, как объяснить Матильде свое тогдашнее состояние.

— В жизни встречаешь немало привлекательных женщин. Но когда я встретил ту женщину, я сразу понял, что мне нужна она и никакая другая. Дело в том, что я, в сущности, ничем не отличаюсь от самого обыкновенного смертного, не знающего ничего, кроме своего заштатного городишка, а ведь я воображал, будто прошел сквозь огонь и воду. Когда этот обыкновенный смертный полюбит девушку с соседней улицы и она ему по той или иной причине не достанется, вся его жизнь летит вверх тормашками. Пусть он даже уедет на край света, все равно он и там будет тосковать по своей избраннице. Так было и со мной. Вот как случается в жизни.

«Ужасно, если бы он полюбил не меня, а другую женщину», — подумала Матильда, которую захлестнула волна счастья, чуть не лишившая ее сил продолжать игру. Колени у нее подогнулись.

— Сколько времени мне можно будет жить здесь у вас? — спросил Уэстон.

— Если понравится, недели две-три. — Но про себя она повторяла: «Всю жизнь! Всю жизнь!»

— Вы уехали в такую даль на остров Яву, чтобы попытаться разлюбить ту женщину?

— Разве можно пытаться не дышать?

Взглядом Матильда сказала Уэстону, что она задала свой хитроумный вопрос только для того, чтобы получить именно этот ответ. Она поднялась.

— Не прогуляться ли нам? Я покажу вам лес.

На молодой женщине были легкие туфельки без каблуков, белые вязаные самодельные носки и просторные шорты, не стеснявшие ее быстрых движений.

— Нетрудно представить себе, как радуются ваши ножки. Они словно два белых голубя, выпущенных на волю, — сказал Уэстон, идя за ней вдоль ручья. — Ваша походка так же непринужденна и так же опасна, как и ваши губы.

— Раз вы говорите такие вещи, извольте идти впереди, сударь. Не забывайте, что мы познакомились с вами всего десять минут назад.

— Значит, если бы мы были знакомы чуть подольше, мне разрешалось бы говорить все это и еще многое другое?

— Ей-богу, вы ужасный человек.

По обеим сторонам тропинки, устланной коричневым ковром из прошлогодней хвои, возвышались золотисто-красные колонны сосен — их пушистые ветки, смыкаясь в вышине, закрывали небесную лазурь. Свет, проникавший под эту зеленую крышу, тоже казался зеленым.

Они свернули на полянку, покрытую плотным стеганым одеялом из мха; ручей шириной в ладонь, зигзагами пробиравшийся к озеру, прорыл во мху глубокую черную борозду; время от времени, обегая пузатую подушку из мха, ручей разветвлялся на два рукава, а потом снова струился как ни в чем не бывало.

Матильда молча показала Уэстону папоротник дивной ажурной работы, бог лета — этот могучий кудесник — вписал папоротник в лесной пейзаж несколько более светлыми красками, поместив его рядом с кустом терновника, чьи бледные цветы, казалось, парили в воздухе, потому что зеленые стебли терновника сливались с зеленью других кустов, росших в этом прохладном лесном храме.

В родных лесах Матильды, покрывавших склоны гор и доходивших до той границы, где вообще кончалась растительность и где все было суровым и голым, — повсюду встречались укромные уголки, с детства знакомые и дорогие Матильде. Сейчас она показывала их Уэстону.

Внезапно среди лесной прохлады перед ними выросла как бы стена теплого воздуха. Матильда и Уэстон прошли сквозь нее. В ложбине со срубленными деревьями, где на сухой земле лежали большие обомшелые камни, а трава уже успела поблекнуть от палящего солнца, стоял такой аромат, какому нет равного в мире.

— Здесь должна расти земляника, — сказала Матильда, опускаясь на колени.

Уэстон сидел на пне, глядя, как Матильда шарила рукой по зубчатым листьям, разыскивая невидимые ягоды, и вдруг рассмеялся. Матильда так увлеклась своим занятием, что на коленках поползла дальше к соседним зарослям, обещавшим богатую добычу. Через минуту она собрала целую горсть ягод.

Подойдя к Уэстону, она большим пальцем ловко подгребла ягоды в кучку, боясь, что они рассыплются.

— Это вам, сударь.

Матильда подбоченилась. Но тут ягоды покатились, и молодой женщине пришлось отказаться от своей гордой позы; невольно она подняла плечи и выпятила живот.

Вместо сочных ягод Уэстону достались губы Матильды, такие же яркие и свежие: когда Матильда увидела, что ягоды рассыпались, она от испуга слегка приоткрыла рот.

— Расскажите мне лучше, что представляет собой женщина, которую вы любите, какая она?

Уэстон снова пошел за Матильдой.

— Она — сама естественность. Эта женщина могла бы стать хорошей женой здешнему лесничему и прекрасно держала бы себя на изысканнейших приемах у английской королевы. Она — непосредственна. В ней можно найти самые разные черты, но все они слиты воедино — и она всегда проста. В ее присутствии испорченный человек находит в себе мужество устыдиться самого себя, а циник видит все свое убожество. Но женщина эта, чье сердце постигает жизнь глубже, чем разум философа, находится в большой опасности из-за своей безграничной доброты. Поэтому она нуждается в защите любимого, пусть менее совершенного, чем она.