Леонгард Франк - Избранное. В 2 т. Т. 2

— Ого, это ты увидишь, когда мы войдем в палатку. Я тебя похитил. Пошли! Марш!

— Сначала скажи мне, что это значит — быть твоей незаконной невестой.

— Ты — Саламбо. — Он толкнул Саламбо коленкой в мягкое местечко. — Марш!

Коротенькое платьице из клетчатого ситца едва прикрывало наготу Саламбо, которая покорилась своей участи и в сопровождении голого Сына пустыни карабкалась на крутой холм к палатке.

Свою обувь и одежду братья сложили в две кучки на берегу озера. Любопытный черный дрозд слетел с ветки, прочертив в воздухе косую черту, потом вприпрыжку пробежал мимо мальчиков, склонив набок головку и поглядывая на них, и вдруг с молниеносной быстротой взмыл в небо, зигзагами он полетел от озера на крышу сторожки, где запел так бурно и ликующе, что Матильде пришлось на несколько секунд прервать свой рассказ.

— Я сразу поняла, что у меня будет ребенок. Только я не думала, что это можно так скоро обнаружить.

— Да ты словно былинка, ты чувствуешь все. Я вообще ничего не ощущала. Живот у меня вздулся как барабан, а я все еще не знала толком, что со мной приключилось, — сказала Астра, которая родила охотника на орлов, когда ей только-только минуло семнадцать. — Ну, а потом я чуть было не отправилась на тот свет, потому что у малыша оказалась на диво большая головка. Как кегельный шар, ей-богу. После все пришло в норму. Он быстро выровнялся. — С этими словами Астра вытащила из-за пазухи письмо. — От работника! Хочешь прочесть?

«Дорогая хозяйка, в Нью-Йорке я сразу же сел в поезд и ехал еще четыре дня и четыре ночи и теперь проживаю в Калифорнии. Коров у нас около семисот, и их доят электричеством, но молоко — что надо, и масло тоже, очень даже хорошее. Здесь есть горы, но я туда не хожу. Если меня потянет домой, то отсюда так далеко, что не доберешься. На этом кончаю свое письмо».

— Клянусь, он долго не выдержит, нет, не выдержит, — сказала Астра. Всю дорогу к озеру женщины молчали.

Завидев сложенную на берегу одежду, Астра с беспокойством оглянулась и начала громко звать мальчиков. Только эхо ответило ей.

— Очень далеко они не могли уйти раздетые, — успокаивала подругу Матильда.

Но Астра не спускала глаз с озера: она вспомнила, что прошлым летом ее муж вытащил мальчуганов из воды, когда они уже чуть было не захлебнулись.

— Только бы не случилось несчастья! Боже милостивый! Только бы не случилось несчастья!

Пятилетняя дочка Астры, уже успевшая взобраться на холм, таинственно махала им рукой и показывала на палатку.

Голый Сын пустыни с красным поясом вокруг чресл в величественной позе возлежал на кровати и бросал вокруг себя суровые взгляды. Малыш, притулившийся на другой кровати, приподнялся и сел.

Несколько секунд Астра удивленно смотрела на красное клетчатое платьице, а потом, сообразив, у кого надо искать ответа, обратилась к старшему мальчику:

— Это еще что такое?

Не меняя позы, охотник на орлов коротко бросил:

— Это — невеста.

— Какая невеста?!

— Похищенная!

Малыш вытянул шейку и тоже заговорил:

— Ведь я — Саламбо.

На обратном пути домой Матильда шла позади ребят, с умилением думая о том времени, когда она будет вот также гулять со своим ребенком. «Уэстон и ребенок! Больше мне ничего в жизни не надо! Ничего!»

Между детьми разгорелась ссора, так как новое платьице оказалось разорванным. Под конец сестренка, которая уже признала себя побежденной, торжествующе бросила в лицо охотнику:

— Ты потом, правда, выровнялся, но головка у тебя была слишком большая.

На столе Уэстона лежали две стопки черных клеенчатых тетрадей, в них были выписки из справочников и бесчисленные заметки — плод многолетней кропотливой работы, которую Уэстон проделал когда-то, чтобы написать историю Англии. За три года, прожитые на Яве, он ни разу не заглянул в эти тетради.

Сейчас Уэстон сидел за столом с видом человека, достигшего цели, к которой стремятся все люди, — он устроил себе жизнь по своему вкусу и желанию. В соседней комнате была Матильда, его жена, а перед ним на столе лежал план труда всей его жизни. Теперь он мог к нему приступить.

В эту ночь в лесу царила мертвая тишина. Казалось, ели сдвинулись теснее, чтобы вместе встретить надвигающуюся бурю. Было темно, хоть глаз выколи. Погасив свечу, Матильда сидела на кровати.

Уже первая молния, за которой не последовало грома, залила комнату таким ослепительно-белым светом, что Матильда увидела себя в зеркале, висевшем на противоположной стене, яснее, чем днем. А потом непроницаемая тьма опять бесшумно поглотила все окружающее, словно никакого света и не загоралось, словно на земле вообще не могло быть ничего, кроме этой черной мертвой тишины, окутавшей неподвижный, склонившийся долу лес.

Повременив немного, закапал дождь и через секунду перестал, — казалось, больное небо с трудом выжало из себя несколько слезинок. Новая молния прорезала черную непроницаемую вату, и Матильда опять увидела себя в зеркале.

Уэстон тихо вошел в комнату.

— Иди сюда, я не сплю, — сказала Матильда.

Он сел к Матильде на кровать. Слабый отблеск молнии, потерявший свою силу, словно белая рука, мелькнул в темноте.

В лесу завыл какой-то зверь. Матильда поднесла руку к шее.

— Можно подумать, что все вокруг умерло.

Каждый раз, когда молодая женщина открывала рот, ей чудилось, что из висков у нее вылетают искры.

Неведомый зверь завыл снова. Уэстон сказал, что так бывает перед землетрясением. В Индонезии он пережил это несколько раз.

— Тебя охватывает чувство, не похожее ни на какое другое. Оно не имеет ничего общего со страхом. Когда колеблется земля, на которой ты стоишь, забываешь обо всем на свете, даже о страхе.

Не успела погаснуть молния, ослепительная, словно вспышка магния, как раздался короткий, резкий удар грома. А потом комната снова погрузилась в тьму, но Матильде все еще казалось, что ее кровать стоит дыбом.

Молния расколола неподвижную толщу облаков, и через эту небесную щель ураган обрушился на лес, который, словно единое целое, раскачивался взад и вперед, пока облака снова не сомкнулись и протяжный вой бури не замер, стеная вдали.

Вдруг весь лес стал желто-зеленым, как будто его осветило солнце. После этой первой молнии, разрядившей неимоверное напряжение, которое сковывало природу, молнии вспыхивали почти непрерывно, и было непонятно, за какой из них следует тот или иной удар грома. Светло-зеленый лес то исчезал, то снова появлялся из густого мрака, такой же зеленый, как днем; и за каждым раскатом следовал новый раскат. Внезапно из туч с сокрушительной силой хлынули потоки воды, словно на небе прорвалась гигантская плотина.

Матильда зажгла свечу.

— Что делает сейчас зверье? Как оно спасается от этого потопа? А птицы, жуки, бабочки и всякая мошкара? Каким образом они ухитряются пережить такую грозу?! И все же завтра утром при свете солнышка ты увидишь у ручья стрекоз.