Леонгард Франк - Избранное. В 2 т. Т. 2

На следующее утро молодожены занялись покупками. Долгое время они ежедневно ходили по антикварным магазинам, хотя из лондонской квартиры Уэстона прибыли не только ящики с книгами, но и белье, столовое серебро, картины и фарфор. Когда Матильда и Уэстон поселились у себя в доме, сад уже был устлан коричневым ковром — листьями ореха и каштанов, а спустя несколько дней выпал снег.

Их дом стоял среди невысоких холмов, из окон открывался красивый вид на озеро; верхний этаж дома был оштукатурен и покрашен желтой краской; нижний, сложенный из светлых каменных плит, казалось, был построен на века; здесь находились жилые комнаты, носившие явственный отпечаток вкуса их владельцев, которые намеревались прожить в них долгую жизнь. Окна с тяжелыми массивными рамами и хорошо пригнанные двери также являлись гарантией того, что следы быстротекущего времени еще долго не появятся в этом теплом и светлом доме.

В трех комнатах над гаражом поселился привратник с женой. Они были родом из той же долины, что и Матильда. У них был пятилетний сынишка. Как-то раз, прогуливаясь по белому саду, Матильда подошла к заснеженному орешнику, на котором кое-где еще висело несколько орехов, — можно было подумать, что они выросли прямо на снегу. Среди увядших мертвых листьев — иные из них стали совсем синими — болтались мальчишечьи ноги; чей-то голосок произнес:

— Как будет, когда ты родишь ребенка, — разве ты узнаешь, от кого он?

Чудо, происходящее с Матильдой, умиляло ее больше всего именно потому, что она носила ребенка Уэстона, ребенка самого дорогого ей человека. Именно это казалось молодой женщине непостижимой загадкой.

Нет, она была не просто счастлива, она испытывала какое-то особое чувство просветленности.

Собственно говоря, вся история Матильды сводилась к тому, что сперва она неудачно вышла замуж, а потом встретила человека, предназначенного ей судьбой. Матильду никогда не прельщали внешние блага, теряющие всякую цену, как только человек их добивается. С самого начала она стремилась к одному — быть любимой тем, кого она сама полюбит, иметь от него детей, прожить с любимым до самой смерти. Это желание, казалось бы, весьма легко осуществимое, испытывают почти все женщины на земле, но далеко не все могут осуществить. Мечты Матильды сбылись только благодаря Уэстону.

Матильда, набиравшаяся уму-разуму в маленькой деревушке, а потом прошедшая через брак с Зилафом, догадывалась, что ее небогатая событиями, столь обыкновенная жизнь на самом деле необыкновенна, резко отличается от миллионов человеческих судеб. Идя навстречу Уэстону по тропинке, расчищенной им вместе с привратником, Матильда думала: «Вот он, мой избранник, я его жена, и он меня любит; у меня будет от него ребенок. От меня и от него родится новое существо. От меня и от него. Такова жизнь. Но постичь я это все равно никогда не смогу».

— Ты надела теплое белье?

Матильда с наслаждением ответила Уэстону полной фразой:

— Да, я надела теплое белье.

— А ноги у тебя не озябнут? Скажи, на самом деле ноги не озябнут?

В ответ Матильда только кивнула; она боялась расплакаться.

После обеда им предстояло ехать в клинику, где будущих матерей учили уходу за грудными младенцами. Уэстон смотрел на эту поездку как на важное событие. Он заботливо захлопывал дверцу, когда Матильда входила в машину, и, прежде чем включить мотор, сидел несколько секунд неподвижно. Очень тихо и осторожно съезжал он с горы, замедляя ход на поворотах, он остерегался даже разговаривать; трудно было предположить, что этот человек получал призы на автомобильных гонках и, будучи восемнадцатилетним юношей, служил в военной авиации. И это тоже своего рода объяснение в любви, — думала Матильда.

Зилаф, подходивший к клинике, увидел, что Матильда прощается у ворот с Уэстоном. Пообещав быть через час, Уэстон поехал дальше. Зилаф спросил привратника, куда пошла Матильда, быстро закончил обход больных и подошел к воротам, чтобы дождаться ее.

После лекции Матильда надела белый халат и прошла через коридор в палату для новорожденных. Она выглядела сейчас так же, как в те годы, когда была женой Зилафа. Облегающий халат хорошо обрисовывал ее узкие бедра, тяжелый, медно-золотистый узел на затылке оттягивал назад голову, подбородок был чуть-чуть вздернут, а глаза слегка прикрыты веками, — белое лицо Матильды казалось, как всегда, окруженным душистым облачком, находящимся в беспрестанном движении, словно мельчайшие пузырьки в игристом вине. И все же она была сейчас совсем другой женщиной. Легкая походка Матильды, ее взгляд и светлая улыбка, то появлявшаяся, то вновь исчезавшая, показывали, что Матильда переживает самый значительный период своей жизни; каждый вздох помогал ей выполнить великое предназначение женщины. Живот Матильды слегка выдавался вперед — она была на пятом месяце беременности.

У трех стен, покрашенных в белый цвет, стояли кроватки новорожденных, а у четвертой — белые полированные столы для пеленанья. Мальчик, которого Матильде дали запеленать, сразу же закричал.

— Нельзя так робко браться за него, — сказала няня, — он не почувствует к вам доверия. Новорожденные любят, чтобы с ними обращались решительно и спокойно. Тогда вы можете повертывать их сколько угодно, они вас будут слушаться, — они сразу поймут, что попали в надежные руки…

При виде Зилафа Уэстона пронизала острая боль, подобная той боли, какую испытывает больной в уже ампутированной руке, — то был отголосок его прежней ревности к Зилафу, появлявшейся лишь на секунду, словно зарница, которая только по внешнему виду напоминает молнию и гаснет, не принося никакого вреда. С тех пор как он знал, что Матильда скорее умрет, чем позволит себя развратить, — его больше не трогало ее прошлое с Зилафом. Человек, ожидавший его жену у ворот клиники, не вызывал в нем почти никаких эмоций. Досадно только, что с ним надо будет поздороваться.

Пока Уэстон проходил те несколько шагов, которые отделяли его от Зилафа, он в душе решил не показывать сопернику, что тот потерпел поражение, и в то же время подумал, что Зилаф может превратно истолковать его намерение.

Вдруг с уст англичанина сорвался вопрос, поразивший его самого своей неожиданностью:

— Вы ждете мою жену?

На лице Зилафа, залившемся краской, можно было без труда прочесть ответ. Прошло несколько секунд, прежде чем он заговорил.

— Нет, я не знал, что она здесь. Разве она в клинике?

— Вон идет моя жена. Минутку, я только куплю газету. — И эта фраза тоже совершенно неожиданно вырвалась у Уэстона. Только потом он сообразил, почему произнес ее: «Лучше оставить ее одну при первой встрече с Зилафом».

«Там стоит человек, который бил меня до тех пор, пока я не перестала защищаться, а потом ударил по лицу», — думала Матильда. Но она приветливо улыбнулась, подавая руку Зилафу.