Леонгард Франк - Избранное. В 2 т. Т. 2

Уэстон снова заговорил, вперив невидящий взгляд в пространство, его голос звучал странно:

— Ты — моя жена.

— Да, родной.

— И мы выполним свой долг.

— Да, выполним.

— И не окажемся трусами.

— Нет, не окажемся.

Произнося эти слова, Уэстон низко склонился над лицом Матильды и поцеловал ее в губы.

Первого сентября немецкие танковые дивизии перешли через польскую границу. На следующее утро Уэстон улетел в Лондон. Укладывая вещи, он сказал:

— Две мировые войны! Последние пятьдесят страниц своей книги — от тысяча девятьсот четырнадцатого года до… — улыбнувшись, он развел руками, — я напишу после войны.

Матильда проводила мужа на аэродром; какой-то незнакомый человек с чемоданом в руках поспешно прошел мимо них к самолету. Пора было садиться.

— Любимый, мое сердце всегда будет там, где будешь ты.

Уэстон провел рукой по вискам жены.

— А мое сердце останется с тобой.

— Ну вот, значит, у нас у обоих будет сердце, чтобы тосковать друг о друге, — сказала Матильда с улыбкой. Она держалась очень храбро.

«Свершилось, — думала Матильда по дороге с аэродрома. — Он уехал. Но я буду надеяться, и он вернется, надеяться, что бы ни случилось. Что бы ни случилось».

Большой дом опустел. В тот же день Матильда с Барбарой уехали в родную деревню. Последним поездом. Барбара стояла у окна. Когда они вышли на маленьком полустанке, было еще почти светло. Они начали спускаться по крутой извилистой тропинке.

В том месте, где тропинка круто сворачивала, поперек дороги лежал круглый деревянный порожек, истоптанный тысячами ног.

— Осторожно, здесь ступенька.

— А зачем она здесь?

— Затем, чтобы в дождь вода не размывала тропинку.

— Значит, собственно говоря, это не настоящая ступенька?

«Неужели этот разговор я веду с моей дочуркой? С моим ребенком!» И хотя сердце Матильды сжималось от горя, она улыбнулась про себя, подумав: «На этот раз она употребила свое любимое «собственно говоря» к месту. Я буду надеяться, и он вернется, надеяться, что бы ни случилось. Что бы ни случилось!»

Перед домиком, где была бакалейная лавка, сидел булочник Фриц с женой. Они приветливо поздоровались с Матильдой и, улыбаясь, поглядели ей вслед. Все вокруг дышало миром и спокойствием.

Мечта Матильды: приехать когда-нибудь последним поездом в родную долину и пройти по деревне, держа за руку маленькую дочку, — осуществилась. Но на душе у нее было тяжело.

На площади, где деревенские ребятишки много лет назад играли в цирк, маленький мальчик тихо наигрывал на губной гармонике; когда они прошли мимо него, он повернул голову. Играл мальчик не очень-то хорошо.

На следующий день, — это было 3 сентября, и на лугах еще лежала скошенная трава, — Матильда с Барбарой отправились по узкой тропке к любимому местечку Матильды на опушке леса. Барбара несла красную книгу сказок.

Матильда надела старый плащ Уэстона, в котором он приехал с острова Явы; в нем он вышел из машины на крутом вираже. «Как мило с вашей стороны, что вы пошли мне навстречу». Плащ был для Матильды слишком длинным и широким. Молодая женщина закуталась в него поплотнее и подняла воротник так, чтобы коснуться его губами.

— Папа уже в Англии?

— Да, самолет летит быстро.

— Значит, он быстро вернется. Когда папа приедет обратно?

— Он скоро приедет. Он вернется.

Матильда коснулась губами воротника плаща.

Под мышкой Барбара держала маленький радиоприемник, подарок Уэстона, — продолговатый ящичек с металлическими уголками, покрытый черным лаком.

Мать и дочь подошли к ручью, через который была перекинута доска. Держа на вытянутых руках приемник и книгу, Барбара ловко перебралась через ручей, покачиваясь чуть больше, чем это нужно было для сохранения равновесия; прыгнув на траву, она с наслаждением вздохнула полной грудью.

Был один из тех дней, когда на земле воцаряется какая-то особенная тишина; казалось, вся природа и даже небо отдыхают после знойного лета, отдаваясь во власть осени.

Барбара стала на колени и спрятала за кустик свой маленький приемник. Включив его, она подбежала к матери и села рядом с ней на разостланном плаще.

— Ну вот, теперь читай мне. Какую сказку мы будем читать, мама?

— Читать под музыку? — Матильду смешило это дитя своего века.

— Играть будет не приемник, а куст, — сказала Барбара, хитро подмигивая матери.

Матильда раскрыла красную книгу сказок и сделала вид, будто читает:

— Жила-была на свете девочка, такая же девочка, как ты, Барбара, точно такая же. В незапамятные дни она сидела здесь на опушке леса и думала о том, что с ней станет. Девочке грозила беда, потому что у нее не было рук и она не могла защищаться.

— Почему у нее не было рук?.

— То была тайна. И эту тайну мог разгадать один-единственный человек на всем белом свете. Только он мог спасти девочку. Своего избавителя девочка ждала долгие-долгие годы.

— И он пришел, мама?

— Т-сс, не перебивай. За эти долгие годы девочке-безручке пришлось пережить много тяжелого. Потому что люди говорили: «Раз у нее нет рук, пусть бегает босиком по острым камням». Шесть лет девочка ходила по острым камням. Подошвы ее ног всегда кровоточили. И вот однажды, в один чудесный летний вечер, она стояла на проселочной дороге, поджидая человека, который должен был приехать к ней из далекой-далекой страны. Она страстно ждала его, потому что он один на всем свете мог принести ей счастье.

Музыка, приглушенная листвой, вдруг смолкла, и голос диктора произнес:

«Мы прерываем наш концерт. Внимание! Внимание! Только что Англия объявила войну Германии».

— Ну и что, этот человек приехал?.. Почему ты перестала читать, мама?

Матильда встала.

— Да, он приехал. У девочки опять выросли руки, они поженились и жили очень счастливо. Очень, очень счастливо.

Матильда прошла несколько шагов в глубь леса и стала спиной к Барбаре, которая снова опустилась на колени возле приемника. Молодая женщина была неподвижна, словно деревья в лесу. «Я буду надеяться, и он вернется, надеяться, что бы ни случилось. Да смилостивится над нами судьба».

В день приезда в Лондон Уэстон явился на призывной пункт королевских Военно-воздушных сил, хотя и не верил, что его сразу и без особых хлопот зачислят в авиацию. Ему было уже сорок лет.

Стать летчиком он пытался впервые в 1917 году. Восемнадцатилетнего юношу отослали домой. В то время считалось, что военными летчиками могут быть только люди зрелого возраста. Уэстон начал учиться летать и летал днем и ночью. Весной 1918 года его взяли в авиацию благодаря стараниям влиятельной родственницы.

Когда на лице дежурного офицера мелькнула холодная и несколько ироническая усмешка, поразительно похожая на ту, с какой Уэстону было отказано много лет назад, ему на миг показалось даже, что вернулась молодость и что ему снова восемнадцать.