Леонгард Франк - Избранное. В 2 т. Т. 2

Весь земной шар был охвачен войной.

Матильда ежедневно читала сводки. Но она никогда не знала, где находится Уэстон: воздушные бои шли в Европе, в Африке и в Азии. Теперь Матильда дала волю своему воображению, небо над всем земным шаром стало объектом ее страха. И сердце ее болело за весь мир. Как-то летом 1942 года Матильда прочла в газете, что из небольшого отряда английских летчиков, участвовавших в «битве за Англию» и сражавшихся против численно превосходящих сил германской авиации, погибло семьдесят процентов. «Какой большой процент», — подумала Матильда, и ее лицо исказила безумная гримаса.

В эту ночь она не могла заснуть. Когда завыла сирена, возвещая, что английские бомбардировщики, направлявшиеся к промышленным центрам Северной Италии, пролетают над Швейцарией; Матильда вышла в сад и посмотрела на небо. Небо, густо усыпанное звездами, казалось светло-серым.

Матильда подошла к кусту жасмина; было так светло, что она различала каждый цветок. Бомбардировщики неслышно летели на большой высоте, их не было видно. Стояла глубокая тишина, но Матильде почудилось, будто Уэстон где-то совсем близко от нее, что он летит над Швейцарией и думает о ней.

Она так страстно хотела видеть его, что позабыла о расстоянии: вот он стоит перед ней на газоне. Сердце Матильды говорит с его сердцем. Молча оно поведало ему самые сокровенные мысли и с дрожью выслушало его ответ. От страха за любимого ей трудно было дышать. Она прервала его.

«Дома у нас все в порядке. На прошлой неделе я перебрала все твои книги, с каждой книги в отдельности я смахнула пыль. Ты найдешь все таким же, каким оставил. Наш дом ждет тебя».

«А ты?» — спросил он.

«Я! — она улыбнулась. — Ты ведь знаешь, что я тебя жду. Я все время стараюсь представить себе, что к перрону подкатывает поезд и ты выходишь из вагона. Когда ты покинул нас, Барбаре было шесть».

Матильда увидела, как омрачилось лицо Уэстона. Вздохнув, он сказал:

«А теперь ей девять. Прошло уже три года! Целых три года!»

«Какой он сильный, — думала Матильда, — он улыбается, он мужественно переносит все, что выпало ему на долю». Ее сердце продолжало говорить с его сердцем.

«Вечерами, когда я выхожу на минутку в сад, я всегда надеваю твой старый плащ».

«Но ведь он слишком велик для тебя».

«Хорошо, что он такой широкий. Я закутываюсь в него поплотнее, так, что мне трудно ходить. Но когда я думаю о тебе, мне всегда трудно ходить, ноги у меня подкашиваются. Только совсем по другой причине! Сам знаешь почему».

Храбро улыбаясь, он сказал:

«Раньше я каждый день смотрел на твою карточку. Когда просыпался и когда засыпал. Но теперь я больше не решаюсь смотреть на нее. Ты знаешь почему».

«Ты так сильно тоскуешь по мне? Что же мне сказать? Что мне ответить на это? Когда ты вернешься, когда?» — шептала Матильда, глядя на светло-серое небо. Но небо оставалось немым.

На обратном пути бомбардировщики снова пролетели над Швейцарией; Матильда уже лежала в кровати. Она спрашивала себя — разбился ли Уэстон или он среди тех, кто возвращается на свой аэродром? Она не шевелилась. Ее глаза были широко открыты. На лице Матильды резко обозначились скулы.

Через несколько часов Матильда наконец заснула и увидела страшный сон, — то был, казалось, ответ на ее безмолвный вопрос: ей снилось, что горящий самолет Уэстона падает в красные клубы дыма, подымающиеся над городом, который охвачен пожаром. Лицо Уэстона из стекла. Он говорит: «Мы исполним свой долг». И его лицо разлетается вдребезги.

На следующий день из сообщения английского радио Матильда узнала, что прошлой ночью англичане бомбили заводы Фиат в Турине, теперь они объяты пожаром. Though nine bombers did not return, air-experts said the losses were not unreasonable in view of the weight of the attack. [5] Хотя девять бомбардировщиков не вернулись на свои базы, эксперты считают, что потери сравнительно невелики, если принять во внимание эффективность налета (англ.).

Матильда выключила радио, прошла в спальню Уэстона и открыла шкаф. «Девять самолетов сбито. Не сбит ли он?» У нее похолодело в груди.

Три года она ежедневно слушала и читала английские сводки и ждала известий от Уэстона, страшась получить официальное извещение со словами «killed in action». Даже письма, приходившие через много недель после того, как Уэстон их отправил, не избавляли Матильду от страха. Ведь в момент получения письма многодневной давности, где сообщалось, что Уэстон жив и здоров, его могли уже давно сбить. Все эти три года неизменным спутником Матильды был мучительный страх.

Матильда поняла, что человек не может привыкнуть к страху, если страх обоснован и если фантазия этого человека беспрерывно работает. С раннего детства Матильда жила в мире грез, именно это делало ее счастливой; но в последние три года воображение молодой женщины лишало ее покоя. Несчетное число раз она видела Уэстона погибшим; выдуманные картины смерти действовали на нее так, как будто они были вполне реальными.

В шкафу висели брюки Уэстона от его комбинезона. Мелкий ремонт своей машины он всегда производил сам, надевая синие рабочие брюки. Брюки вытянулись на коленях. Матильда прикоснулась пальцами к вытянувшимся местам, ей казалось, что колени Уэстона оставили свой отпечаток на материи. Как она ни противилась новой навязчивой идее, эта идея все больше овладевала ее сознанием. В конце концов Матильда высказала ее вслух:

— Колени Уэстона сгорели в Турине. — Теперь Матильда увидела перед собой пепел, в ужасе она захлопнула дверцы шкафа.

Потрясенная Матильда выбежала из дома без шляпы и сумочки. Мысль о том, что Уэстон разбился и сгорел в Турине, не оставляла ее ни на секунду.

Очнулась Матильда на оживленной улице, сама не понимая, как она очутилась в городе. Помнила только одно: в этот день она решила вычистить и проветрить костюмы Уэстона.

«Я увидела комбинезон и поняла, что его колени сгорели», — подумала она и побрела дальше, но тут же остановилась. «Неужели я сошла с ума?» Сжав губы, Матильда твердила: «Этого я не хочу. Не хочу».

Двое прохожих, по-видимому муж и жена, направляясь в кафе, обошли Матильду. Машинально она последовала за ними. Только после того, как кельнер спросил, что ей угодно, она сообразила, что сидит в кафе. Пришлось позвонить Марии, ведь у нее не было с собой денег.

За столиками беседовали о войне и, между прочим, о налете на Турин. Какой-то человек рядом с Матильдой говорил, что потеря девяти тяжелых бомбардировщиков означает гибель примерно ста отлично обученных летчиков, которых не так-то легко заменить. Матильда прислушивалась к разговору и думала: «И здесь столики из красного дерева, как в винном погребке на Глоккенгассе, пять».

Надев шляпку, Мария помчалась в город: она принесла хозяйке сумочку и заплатила за чай, к которому Матильда так и не притронулась. Матильда безропотно дала себя увести; она походила на сумасшедшую, убежавшую из психиатрической лечебницы, Матильда шла очень быстро, вытянув шею, — казалось, она задыхается.