Леонгард Франк - Избранное. В 2 т. Т. 2

Дочитав статью до конца, Матильда увидела, что автор статьи — Паули. Во время войны ей не раз попадались его корреспонденции. В начале войны Паули сам начал издавать еженедельник, но после выхода первых четырех номеров журнал был запрещен за резкие выпады против нацистской Германии.

Русские остановили третье летнее наступление немцев и 12 июля сами перешли в контрнаступление. Гитлеровцы были отброшены к Днепру. К концу сентября советские войска освободили почти половину всей территории, которую немцы оккупировали за два года войны, потеряв миллионы убитыми и ранеными. Германия, мощь которой была подорвана уже после битвы на Волге, теперь окончательно проиграла войну Советскому Союзу.

Матильда следила за мировыми событиями с чувством человека, который уже ничего не ждет от жизни для себя лично. Она хотела, чтобы война кончилась, но не представляла себе, как сложатся в дни мира ее отношения с Уэстоном.

Как-то в августе, вернувшись под вечер из города, Матильда узнала от Марии, что ее ждет телеграмма. Телеграмма лежит в гостиной, сказала ей служанка, чистившая в саду медную ручку калитки.

За десять лет замужества Матильда ни разу не получала телеграмм. Ледяная рука сжала ее сердце; по спине и по затылку забегали мурашки. В голове у нее мелькнула мысль: «А ведь он собирался закончить после войны свою «Историю Англии».

От калитки до дома было всего шагов двадцать. Но пока Матильда прошла их, пролетела вечность. Быть может, это вовсе не официальное извещение? Сейчас еще есть надежда. Сейчас. Но что будет с ней, когда она распечатает телеграмму? Матильде казалось, что надежда все убывает и убывает, как зерно, которое неудержимо сыплется из разорванного мешка. «Нет, он должен жить. Он такой сильный и смелый и никому не сделал зла».

Она остановилась посреди комнаты. Телеграмма лежала на столе. Матильда прижала руки к щекам, все ее тело сотрясала дрожь.

Телеграмма была от Паули, в ней было сказано, что пастор приезжает в город шестичасовым поездом и собирается отужинать у Матильды. В первую секунду Матильде показалось, что ее мозг озарила молния, но потом все снова заволокло серой пеленой. И Матильда опять почувствовала то же, что чувствовала все эти последние месяцы, — какая-то частица ее души навсегда умерла.

Было уже больше шести. Матильда накрывала на стол. «Возможно, он все же вернется. Его ждет любимый труд. А я отойду в сторонку. Но как будет с Барбарой? Ведь у нас дочь».

Матильда надела черное платье, которое уже давно не надевала. Она увидела в зеркале, что платье висит на ней мешком. «Какая я жалкая», — подумала она.

Вид Матильды потряс Паули. Паули ожидал встретить ее такой, какой она была год назад, истерзанной страхом, но поддающейся утешениям. Теперь оказалось, что утешать некого. Матильда была спокойна и почти излечилась от страха за Уэстона. Тем не менее ее состояние не на шутку встревожило доброго пастора; пусть уж лучше чувствует себя разбитой и беспомощной. «Матильда отмучилась, — думал Паули, — но ведь так говорят только о покойниках».

Уже несколько лет Матильда ела с Марией на кухне; в ярко освещенной столовой она казалась себе чужой, как будто сидела в гостях. Барбара поместилась рядом с Паули. Ей было уже десять. Дождавшись паузы в разговоре, Барбара начала рассказывать:

— Большие мальчишки — семиклассники — играют на переменках во «второй фронт». Они выстраиваются на школьном дворе рядами: в одном ряду русские, в другом немцы, в третьем американцы и англичане. Русские и немцы дерутся и падают. А американцы и англичане стоят и смотрят.

— Почему же они не помогают русским?

Взглянув на Паули снизу вверх, Барбара сказала, растягивая слова:

— Но ведь в том-то и дело, дядя Паули. Игра же называется «второй фронт».

В гостиной за кофе Матильда и Паули заговорили о последних событиях. Американские и английские части высадились в Италии. Муссолини был свергнут.

Паули возмущался политикой союзников. Его мальчишечье лицо побагровело от гнева.

— В Африке, якобы из военных соображений, они сотрудничают с фашистами, связанными с Виши, — начал он. — В Италии держат народ в состоянии паралича, хотя он мог бы принести огромную пользу и участвовать в военных действиях; ставку они делают на генерала — сторонника Муссолини, пытаясь сохранить монархию и помешать созданию антифашистского народного правительства. Эту политику, которая, видимо, должна служить образцом и в дальнейшем, нельзя проводить ни во Франции, ни в Польше, ни в балканских странах. Да и в Италии с ней долго не продержишься. В конечном счете освободителям пришлось бы стрелять в освобожденных. Европа, перенесшая тяжкие страдания, не захочет вернуться к старым порядкам, ведь они породили одни только несчастья и войны. — Дрожа от волнения, Паули воскликнул: — А второй фронт все еще не открыт!

Матильда вспомнила статью Паули. Она выразила предположение, что пастор все же ошибается: признанные военные авторитеты не раз заявляли, будто успешное наступление во Франции невозможно до поры до времени по техническим причинам. Паули с возмущением пожал плечами, — он дал понять, что ему уже давно осточертели все эти заведомо ложные доводы, только из любезности он выслушивает их снова. Сдержав свое негодование, он спокойно произнес:

— Как видишь, русские военные авторитеты, которые тоже кое-что смыслят, и наши школьники совсем другого мнения. Ты говоришь, Матильда, с чужих слов. Ты слишком легковерна.

Сердцем Матильда не соглашалась с Паули, считавшим, что союзники нарочно задерживают открытие второго фронта, чтобы ослабить Россию. Его точка зрения казалась ей односторонней и несправедливой. Ведь американские и английские солдаты тоже сражались и умирали. Английский народ больше года один на один выдерживал натиск гитлеровцев. Америка доставляла всему миру, и в первую очередь России, оружие, хотя ее корабли топили немецкие подводные лодки. Матильда вспомнила героизм английских и американских летчиков, тысячи из них погибли в воздушных боях над Европой. Она подумала об Уэстоне и отрицательно покачала головой. Паули молчал. В его добрых глазах светились гнев и отчаяние.

Листья в саду опять облетели; был конец октября. Матильда написала Уэстону письмо. Уже много месяцев она не получала от него ни строчки. И на этот раз она спрашивала себя: жив ли тот, кому она пишет?

С самого начала Матильда соблюдала в письмах к Уэстону величайшую осторожность, скрывая свой страх за него. В письмах ока выглядела женщиной стойкой и рассудительной, мужественно несущей свой крест. Ее письма были шедеврами лжи. Но теперь лгать уже незачем. Чувства Матильды притупились. Да и адресат стал бесплотным видением. Сочинять к нему послания было теперь легче легкого.