Леонгард Франк - Избранное. В 2 т. Т. 2

Уэстон нерешительно шагнул к жене и посмотрел на нее. Он радовался, что она поздоровела. Тихонько постояв секунду, он двинулся к дому и прошел прямо к себе в кабинет.

В последние дни Уэстон много раз нерешительно и как бы нехотя останавливался около старой, невероятной толщины рукописи. Он еще не прочел ни одной страницы своей «Истории Англии», но уже заглянул в черную клеенчатую тетрадь с набросками для последней главы будущей книги. Записи, сделанные за несколько недель до отъезда в Лондон, уже не удовлетворяли его. Англия 1945 года коренным образом отличалась от Англии 1939 года. Его, как историка, старые заметки только раздражали. Впрочем, Уэстон не желал углубляться в мысли о работе. Он так и не сел за письменный стол; он написал несколько строк стоя. Ему хотелось объяснить, почему подавляющее большинство его соотечественников впервые в истории Англии избрало лейбористское правительство и почему Англия перестала быть ведущей державой, уступив место России и Америке. Но в конце концов Уэстон все же сел за стол и, углубившись в свои мысли, нацарапал на промокашке бомбардировщик над горящим городом.

Самая трудная полоса в жизни Матильды кончилась. Что ждет ее впереди, она не знала. С того часа, как, очнувшись от сна, она почувствовала себя внутренне свободной, вышедшей из оцепенения, Матильда держалась на некотором расстоянии от Уэстона, как и после рождения Барбары. Теперь дело было за ним; он должен был разгадать, что творится в ее сердце.

Ежедневно Матильда предпринимала далекие прогулки и возвращалась домой свежая, полная сил. Она снова казалась моложе своих лет, несмотря на то что в уголках ее глаз залегли морщинки. Белая кожа Матильды опять была окружена душистым облачком, находившимся в беспрестанном движении. И все же в ее лице появилось что-то новое, придававшее Матильде особую привлекательность: было видно, что, несмотря на прожитые годы, несмотря на любовь и страдания, она осталась той же чистой девочкой, какой была много лет назад.

Однажды в чудесный августовский день вся семья случайно встретилась у прямой, как стрела, дорожки. Дорожка выбегала из леса — его листва уже слегка пожелтела — и терялась в темно-зеленом ельнике. Услышав голос Барбары, Матильда притаилась в зарослях бука.

— Мы должны добежать, папа, вон до того дерева, видишь, на нем висит дорожный указатель. До него метров сто, по-моему. Итак, я считаю… Раз, два, три… — Улыбнувшись Уэстону, Барбара бросилась бежать.

Уэстон решил про себя, что даст Барбаре выиграть это соревнование. Но ему пришлось собрать все силы, чтобы не слишком отстать от тоненькой девчушки с голыми ногами, которая мчалась как вихрь.

Матильде вдруг показалось, что у нее выросли крылья. Так хорошо ей стало. «Какое счастье, что он пережил войну и дурачится теперь со своей дочуркой. Надо стать на колени и поблагодарить судьбу». Она хотела незаметно уйти. Но было уже поздно. Отец с дочерью, взявшись за руки, направлялись к ней. Матильде пришлось выйти из своего убежища.

— Вот мы и встретились, — сказал Уэстон, улыбаясь.

Барбара задумчиво переводила взгляд с отца на мать, а потом вдруг сделала вид, будто ее чрезвычайно заинтересовал высокий папоротник, росший чуть поодаль у самой чащи.

Разгоряченный бегом наперегонки, Уэстон вытирал платком лоб и розовые шрамы с зазубренными краями. У Матильды сжалось сердце, а потом вдруг забилось сильнее, — она мысленно погладила рукой рубцы мужа. Накануне Матильда нашла в ящике письменного стола газетную вырезку, в которой говорилось, что Уэстон был четыре раза ранен. «Господи, сколько он перенес! А мне он не написал ни словечка. Он щадил меня. Боже мой, как он щадил меня!»

В лесу, под навесом из густой листвы, было прохладно и тихо. Уэстон и Матильда стояли около высокого муравейника из сухой хвои, муравьи натаскали ее из соседнего леса; не обращая внимания на людей, наблюдавших за ними, муравьи неутомимо возводили свой дом.

Только сейчас Уэстон и Матильда почувствовали радость встречи. На нежном лице жены Уэстон прочел все, что Матильда пережила за долгие годы их разлуки.

Он понял, что бывают секунды, навек соединяющие людей.

— Ты опять цветешь, — заметил Уэстон. Взглядом он сказал жене, что должен поведать ей еще очень-очень много. Казалось, он в первый раз остался наедине с желанной и любимой женщиной, но еще не осмеливается приблизиться к ней.

— Какие у тебя ясные глаза! — продолжал Уэстон, улыбаясь. — И блестящие волосы! Ты у меня — красавица.

— Я уже старуха. — Смущенная Матильда зарделась, как молоденькая девушка.

Уэстон обнял ее.

В последующие недели в их отношениях наступила перемена. Шесть лет войны не были обычными годами, они отняли у Матильды и Уэстона молодость; теперь им суждено было узнать, что брак — это не только страстная любовь, но и союз, скрепленный общими радостями и общим горем.

Да, они были неразрывно связаны друг с другом. В сутолоке повседневных дел им достаточно было обменяться взглядом и улыбкой, чтобы ощутить тихую радость бытия. По временам в них вспыхивало горячее чувство благодарности за вновь обретенное счастье. Матильде было тридцать восемь, Уэстону — сорок шесть.

В начале сентября из Америки в Европу вернулись двойник и немецкий историк. Австрийский журналист уже несколько дней находился в Швейцарии — по заданию еврейской организации в США он писал книгу о положении евреев в Западной Европе.

За круглым столом под каштаном собрались три друга, бежавшие из концентрационного лагеря в Бретани в июне 1940 года. Вместе с Уэстоном они прошли всю оккупированную Францию, от Атлантического океана до Средиземного моря. Рассказы о прошлом настроили собеседников на сентиментальный лад; теперь бегство казалось им дорогим воспоминанием. Но потом друзья все же перешли к проблемам, волновавшим людей в послевоенном мире.

Двойник сказал, что лихорадочные предвоенные годы были для европейцев годами беспрерывных тревог, но все же, несмотря на ужасы фашизма, люди в то время надеялись на длительный мир. А теперь многие считают, что даже во время войны было не так уж плохо. Сейчас, мол, стало еще хуже, потому что умерла надежда. Переговоры о мире державы ведут не друг с другом, а друг против друга. У них только одна цель — быть сильнее других и подготовиться к атомной войне.

В разговоре друзей принимал участие и Паули, только что вернувшийся из Германии. Паули долгое время пробыл в Берлине. Положение в стране и настроение немцев поразили пастора.

— Дело не в том, что в Германии разрушено много городов, и даже не в том, что люди там душевно опустошены. В Германии погибло то, без чего не может жить народ, — надежда на будущее. — Взглянув на своих собеседников, Паули продолжал: — Вы говорите об атомной войне. Нет, в это я не могу поверить.