Эрнан Ривера Летельер - Искусство воскрешения

Словно душа умершего от жажды в пампе, дон Анонимо бродил по окрестностям с совком, лысой метлой и дерюжным мешком. По первости он носил воду в винной бутылке, укутанной в мокрую тряпицу, но с недавних пор завел военную флягу времен Тихоокеанской кампании 1879 года — нашел подле мумифицированных останков бойца Седьмого Линейного полка, которые, не обмолвившись ни словом, захоронил под неиссякаемое насвистывание так же безразлично, как предавал земле дохлых псов и мулов.

Обязанности могильщика людей и зверей он взял на себя исключительно из желания насолить стервятникам, проклятым пожирателям падали: пусть голодают, а еще лучше — вовсе сдохнут.

Стервятников дон Анонимо на дух не переносил.

Он возненавидел их с того дня, когда посреди пампы на него напала свора оголодавших бродячих псов. Когда очередной прииск останавливал добычу, оставшиеся в селении-призраке бездомные собаки дичали и уходили в пампу искать пропитание. Зубастые твари так попортили дворника пустыни, что над его неподвижным телом начала кружить стая любопытных грифов. Они все снижались и снижались, потом сели на землю, стали боязливо подбираться — безобразные красные загривки их алчно трепетали — и успели основательно поклевать раненого. Но к счастью, провидение послало ему на выручку двух коробейников с грузом украшений.

В Вошке рассказывали, будто, приехав с психбригадой на прииск, дон Анонимо на вопрос нанимателя о прежнем ремесле, должности или занятии с ангельской кротостью и бронебойной уверенностью отвечал, что всю жизнь работал только уборщиком, сударь, родился на свет быть уборщиком и ничего другого не желает.

Поэтому ему вменили в обязанность содержать в чистоте помещения бухгалтерии. На работе его сразу же оценили за тихий нрав и покорность китайского слуги, с какой он отзывался на самые мелкие и даже издевательские поручения счетоводов. И разумеется, добросовестность и несколько болезненное тщание, которые, казалось, брали начало в странном мелодичном свисте, прерывавшемся, только когда дон Анонимо обедал или отвечал на чей-нибудь вопрос.

Через недолгое время он стал вести себя странно: не довольствовался уборкой вверенной ему территории, а подметал, мыл полы, вытирал пыль и наводил порядок во всех конторах и комнатах, куда мог попасть. Позже все с тем же прилежанием и тем же свистом начал мести коридоры, подвалы, чердаки и задние дворы правления. А уж когда вышел с метлой на тротуар перед зданием, пересек улицу и подмел всю округу споро и аккуратно, словно опытная домохозяйка, все мы в Вошке догадались, что этот опрятненький господин, бедняжечка, — совсем ку-ку.

— Не хватает винтиков-то.

— Замкнуло провода.

— Крыша протекает.

И сияющим майским утром, когда дул прохладный ветерок, а мы в профсоюзе отмечали День труда, мы не слишком удивились тому, что дон Анонимо с метлой и свистом вышел из бухгалтерии, с метлой и свистом притопал на маленькую каменную площадь, с метлой и свистом двинул вниз по главной улице к станции, а оттуда с метлой и свистом устремился к окраинам лагеря, за бойню, за щебень, за селитряные отвалы, и посреди открытой пампы, под ртутным солнцем, выжигающим камни, продолжал мести и свистеть неизвестный мотивчик, все мел и свистел, а мы уже прикладывали ко лбу ладони козырьком и силились не потерять из виду пыльное облачко, но оно все удалялось и наконец в полуденной дрожи разоткалось, и щуплая фигурка полностью растворилась в лживой воде голубых миражей.

К его возвращению под вечер компания уже приготовила уведомление об увольнении. У него отобрали продуктовую карточку, изъяли рабочий инструмент и попросили немедленно сдать ключи от холостяцкой каморки. Дон Анонимо легко расстался со всем, кроме совка и метлы. И хотя сторожевые трижды вышвыривали его на перекресток у Креста Изгнанных Душ, он трижды возвращался в лагерь с метлой и свистом. В конце концов в правлении решили, что он не представляет опасности, и предпочли забыть о нем. С тех пор он превратился для всех в Дурачка-с-Помелом, безумного дворника самой протяженной пустыни на свете.

Каждый божий день, с понедельника по воскресенье, с утра до вечера, с коротким перерывом на обед дон Анонимо обходил пустыню вокруг прииска и, как коршун, кидался на всякую бумажку, консервную банку, сигаретную пачку, старый башмак, ржавую подкову, коровий череп, искусственный цветок, похищенный ветром на заброшенном погосте. В редких случаях, когда удавалось его разговорить, он признавался, что больше всего мусора находит по обе стороны от железнодорожных путей. Пассажиры только и знали, что выбрасывать из окошек всякую дрянь. Ничтоже сумняшеся они оскверняли ландшафт будто бы совсем новенькой планеты, которым могла похвастаться пампа в этих краях. «Помойку, сволочи, удумали устроить», — говорят, сетовал старик, подбирая пивные бутылки, флаконы из-под касторки и английского одеколона, спичечные коробки, обгрызенные кукурузные початки, обглоданные куриные грудки, индюшачьи ножки, бараньи ребрышки, свиные головы и целые кучи костей кроликов, морских свинок и голубей, которых пассажиры уминали в долгом пути через нескончаемые плешивые равнины чистилища Атакамы. Не говоря уже об уйме и вовсе позорных отбросов, таких как грязные трусы, вставные челюсти, непарные туфли, пупочки новорожденных, утыканные булавками тряпичные куклы и прочие невообразимые гадости, которые он прилежно собирал в мешок и закапывал.

— Все равно что под ковер мусор сметать, — посмеивались вошкинские домохозяйки, в полдень зазывая его на тарелку фасоли и стакан киселя.

Во всех приисках Центрального кантона судачили, будто вместе с мусором дон Анонимо невозмутимо закапывает серебряные монеты, золотые брошки, обручальные кольца, жемчужные ожерелья, перламутровые мундштуки тонкой работы, словом, ценные предметы, оброненные в железнодорожный гравий. Многие вошкинцы следили за ним и разрывали его клады, но так ничего и не нашли, кроме отбросов и трупов животных.

Лишь одна находка пришлась ему по душе и отправилась с ним домой. Сырым и туманным вечером он обнаружил у путей маленький бронзовый колокол, наверняка отвалившийся со старого паровоза на угольной тяге.

В пампе наступил воскресный день. Люди прихорашивались и собирались щеголять на улице лучшими нарядами, и солнце решило от них не отставать: появилось над холмами сверкающее, круглое и точное, словно золотой «лонжин» [19] «Лонжин» — марка швейцарских часов, существует с 1832 г. .

Вся небесная сфера являла собой голубое единство без малейшего заблудшего облачка, отставшего от своего белого стада. В пампу пришло воскресенье, и день, пока сыроватый, занимался с четырех сторон.