Константин Куприянов - Желание исчезнуть

– Чёрт!

– А сейчас утащил её в гостиницу, и я думаю, он оттуда уже не выйдет!

– Бл***! Чёрт! – повторил Кузьма. Он почувствовал, что его затрясло от гнева. – Катюха как?

– Была жива, когда они зашли в гостиницу.

– Надо за ними.

– Нельзя. Кто-то следит.

– Кто? Слушай, мне не до твоих глюков. Так, я иду туда, встретимся у входа. Скорее!

– Нет, Кузьма! Кто-то видел меня, нельзя туда! Я сваливаю!

– Ты охренел?! – взревел Кузьма. – Выполняй приказ!

– Прости, Кузьма, но это не игры, – Стрельцов говорил спокойно, потому что полностью верил в то, что его вычислили. – Надо уходить. Тебе тоже советую. Я почти уверен, что это укры, которые за нами охотятся!

– Да никто за нами не охотится здесь, чёрт тебя подери! А тебя вообще считают мёртвым, как и всех остальных!

– Тогда будь тем более осторожен. Для них только ты живой.

Стрельцов сбросил вызов и избавился от телефона.

Кузьма вернулся в кафе и сказал, что ему сейчас же надо идти. Не дожидаясь реакции журналистов, он выскочил на улицу и кинулся к машине. Он бросил в салон неудобный, сковывающий движения пиджак и закатал рукава рубашки. Решил идти пешком – всего десять минут вниз по улице. По их плану у него не должно быть с собой оружия, но он-то знал, что может и руками убить кого угодно. Давно копившаяся, подавляемая ярость подошла к самому горлу и перехватила дыхание. Отчасти он был рад, что Стрельцов провалил дело и теперь он сам закончит – было что-то неправильное в том, что с тараканами разбирались другие вместо него.

– Теперь всё будет как надо, – прорычал он Павлу, который догнал его.

– Кузьма! Спятил?! Тебя же посадят!

– Никто меня не посадит, – отмахнулся тот, – я же, бл***, герой войны! Всё, уйди, не мешай! – ему пришлось оттолкнуть товарища, который преграждал путь. Пожилые журналисты стояли у входа в кафе и удивлённо смотрели на него. – И девку я ему не отдам. Он моего Санька убил, я, по-твоему, это просто так оставлю?!

– Стой! – крикнул Павел, но больше не пытался ничего сделать. Он развернулся и, улыбаясь, направился к журналистам.

Кузьма спускался вниз по улице. Движения его стали плавными, потому что теперь он чувствовал уверенность, понимание того, что делает.

– Ничего нельзя доверить этим щенкам. Всё надо самому, – ворчал он.

Солнце взорвалось за облаками над морской далью, и огромное пространство над водой сделалось надрывно-кровавым. Брусчатку пешеходной улицы Края, по которой шёл Кузьма, залил гранатово-красный солнечный сок, с моря потянуло холодом. Возле гостиницы стояла машина скорой и полиция, но все были слишком заняты трупом Егора, который с простреленной головой лежал в паре сотен метров отсюда, и не обратили на него внимания. Оказавшись в пустом холле, Кузьма окончательно уверился в том, что сделает дело быстро и без последствий. В гостинице по-прежнему было мало туристов, поэтому он не встретил ни души, пока шагал к лифтам. Никого не было и на этаже, где жила Катя.

Дверь её номера была приоткрыта.

– Сука! Сука! – кричал Никита. Журналистка с криками отбивалась и плакала.

Кузьма ворвался и схватил его как раз в тот момент, когда парень в очередной раз полез на неё. Никита наотмашь ударил, и ветеран покачнулся. Удар вышел неплохой, но этого было недостаточно, чтобы срубить Кузьму. Он встал между Никитой и Катей и обернулся к девушке.

На её лице были синяки, одежда частично порвана, молодая грудь полуобнажена. Катя кое-как прикрывалась, руки дрожали, из глаз лились слёзы.

– Кузьма! – крикнул Никита. – Это так ты нас отблагодарил?! Мы тебе жизнь спасли!

– Ах ты тварь! Ты Санька моего убил?!

– Спятил? Это не я!

– Врёшь! Вижу, что врёшь!

Кузьма бросился на него. Он легко опрокинул парня, разбив при этом стеклянный журнальный столик. Посыпались удары. Никита смог высвободить здоровую руку, схватил упавшую на пол пепельницу и расколол об висок Кузьмы. В глазах Кузьмы на мгновение потемнело, он пропустил несколько ударов. На ковёр полилась кровь.

Теперь уже Никита был сверху, рычал, бил Кузьму по лицу. Он не чувствовал боли, но что-то покачнулось в его сознании, и он всё не мог сообразить, где находится и что происходит, пока не услышал возглас Кати:

– Нет, Кузьма! Вставай, вставай!

– Заткнись, сука! – заорал Никита, оборачиваясь. – Ты следующая, поняла?!

За эти пару секунд Кузьма пришёл в себя и, вырвавшись из хватки протезированной клешни, остановил очередной удар. Зарычав, он заломил обидчику руку и медленно, с большим усилием стянул его, взгромоздился ему на спину, придавил весом к окровавленному ковру.

– Нет, Кузьма, не надо! – закричала Катя, когда увидела, что Кузьма сломал парню руку и начинает душить его.

Никита хрипел, извивался, дёргал ногами, пытался снова сбросить с себя врага и чем-нибудь ударить его, но теперь, лишившись здоровой руки, он был обречён. Кузьма капканом сдавил ему глотку и продержал сколько было нужно. Протезом Никита силился зачерпнуть что-нибудь для спасения, вдавливал мелкие осколки в ковёр, но в один миг остановился.

Из раненой головы по-прежнему сочилась кровь. Никита был мёртв, но Кузьма продолжал держать его, издавая низкий утробный рёв. Наконец Катя подбежала, вцепилась в его руки, он почувствовал её запах и опомнился.

– Ну вот и всё. Получил?!

Кузьма поднялся, качаясь из стороны в сторону. Теперь он почувствовал острую боль в голове и стал приходить в себя. Потом его взгляд лёг на Катю. Она поняла, что Никита убит, остолбенела и теперь глядела на него снизу вверх с немым изумлением.

– Какая же ты тупая! – воскликнул он, но Катя не услышала.

Мысли покинули её голову, а когда она пришла в себя, то горько заплакала. Она ещё не понимала, но нечто ужасное забрало её – то, о чём предупреждал Стрельцов, а она никогда не верила по-настоящему, что это существует. Кругом были осколки, кровь, сломанная, опрокинутая дракой мебель.

– Это всё ты! – рявкнул на неё Кузьма. – Не реви теперь! Если бы не ты, ничего бы не было!.. Приехала тут, гадина, жопой трясти, мужикам мешать дело делать! Если б не ты, всё бы нормально оставалось! Рассорила ты нас, понимаешь?!

– Я не, я не, – глотая ртом воздух, Катя пыталась ответить, но рыдания душили её. – Не виновата! – наконец, смогла воскликнуть она сквозь слёзы. – Я ничего не сделала…

Её жалкий, надломленный вид окончательно вывел Кузьму из себя.

– Хотела войны – получай!.. – он осёкся и вдруг тоже увидел, где они оказались.

Теперь терять было нечего. Он понял, что давно надо было возвращаться. Другого пути нет. Только на войне он чувствовал себя настоящим мужчиной, победителем, человеком. Он вспомнил Полину и её ухажера, вспомнил своё колебание, сомнение, унижение перед ними – ночь, когда какая-то жалкая картина и слова дочери заставили его передумать и не сделать нужного. Больше такое не повторится. Видение утратило над ним власть, страх испарился в убийстве.