Евгений Каминский - Свобода

—Через час вертолет, — не обращая внимания на слова Черкеса, продолжала Мамалена. — Николай Васильевич, вы сейчас же отведете эту женщину на вертолетную площадку. Об этом инциденте я поговорю с вами при следующей нашей встрече, если, конечно, вы задержитесь в занимаемой вами должности.

—Да я ничего! Я-то что? — воскликнул Николай Васильевич обиженно. — Это вот он! — Николай Васильевич указал пальцем на Виктора Николаевича. — Сказал, что все берет на себя, а я теперь отвечать должен!

58

Через полчаса все они уныло стояли на вертолетной площадке. Черкес чуть в стороне от остальных пытался убедить сидящую перед ним на деревянном ящике Елену Георгиевну (Мамалена решила все же проследить за посадкой опасной женщины в вертолет) сменить гнев на милость. Та мрачно его слушала, не желая, однако, слушать никаких возражений.

Крадучись, с подветренной стороны к ним приблизился празднично улыбающийся Иван Савельевич в распахнутом на груди бараньем тулупе и в берете десантника. То и дело коротко стрелял глазами в сторону пленницы, уже почти уверенный в том, что она пробралась на его остров именно ради легендарного начальника Заполярной экспедиции. Сейчас он собирался пригласить эту милую лазутчицу в свой кабинет, чтобы та воочию убедилась в существовании шкуры белого медведя, некогда сраженного Иваном Савельевичем, и за чашечкой растворимого кофе узнала, как живет герой-полярник. Он уже открыл рот, чтобы пригласить Надю Щербину к себе на огонек, но тут из-за широкой спины Черкеса возникла прежде не видимая Иваном Савельевичем Мамалена, всеми фибрами души чующая беду, грозящую ее пожилому ребенку, и Ивана Савельевича словно ветром сдуло. Как ошпаренный он поспешил в свой кабинет руководить вверенной ему экспедицией.

Вертолет уже стыл на площадке, и все ждали только грозного члена-корреспондента, ради которого, собственно, и прилетел этот борт. Улетал член-корреспондент не только потому, что Лена попросила своего папу отправиться домой, боясь, что тот уничтожит тут ее Ваню. Дело в том, что через два дня член-корреспондент должен был председательствовать на защите докторской диссертации директора одного из научно-исследовательских институтов. Докторская этого директора представляла собой конгломерат (брекчию!) разнонаправленных геолого-геофизических исследований некоей заполярной области. Знакомясь с диссертационной работой, член-корреспондент угрожающе потирал руки, извергал проклятия, в общем, злопыхал, обзывая соискателя докторской степени и невеждой, и неучем, и прохиндеем, присвоившим себе и математически просуммировавшим многолетние исследования ученых возглавляемого им института.

Однако после прочтения работы член-корреспондент недоуменно замер: диссертант оказался человеком, связанным с военными и служившим там больше по политической части. Тогда член-корреспондент решил провести рекогносцировку на местности: позвонил одному их двух официальных оппонентов, чтобы поделиться с ним своим негодованием, но тот, сославшись на головную боль, быстренько повесил трубку. Второй официальный оппонент, узнав, что первый отказался от разговора с председателем диссертационного совета, вынужден был остаться на проводе, и член-корреспондент стал осторожно поносить соискателя, надеясь на сочувствие и поддержку оппонента. Официальный оппонент сдержанно молчал, вздыхая и лишь иногда едва слышно поддакивая. Когда же член-корреспондент выпустил весь свой пар, официальный оппонент бесцветным голосом евнуха высказал свое мнение о неоценимом вкладе в науку работы диссертанта.

—Да вы что, с ума все посходили? — взорвался член-корреспондент, не ожидавший от коллеги такого вероломного предательства. — Этот соискатель — мошенник, а его диссертация — чистой воды воровство!

—Сойдешь тут, — только и услышал он в ответ, и тут же раздались гудки.

И вот перед грозным членом-корреспондентом стояла трудная, даже опасная задача: провести заседание диссертационного совета так, чтобы не дать полит­руку, пролезшему в руководство научного института, пролезть еще и в ученые. Не дать и при этом самому не пострадать.

Грозный, но и осторожный, искушенный в кабинетной, подковерной борьбе, он понимал, что с официальными оппонентами уже поработали люди из верхнего эшелона и науки, и власти, что, возможно, поработали они и с членами диссертационного совета, и все эти члены готовы поднять лапы вверх — проголосовать за диссертацию проходимца. Нет, уничтожить прохиндея, сделать его жертвой своего праведного гнева в создавшейся ситуации едва ли удалось бы. Значит, вставая на защиту нравственных принципов, выходя на священный бой за чистоту науки, ему, грозному члену-корреспонденту, следовало быть начеку и не перегибать палку, защищая принципы и отстаивая чистоту. А что если соискатель имеет такую когтистую лапу наверху, что председателю после проявленной им принципиальности мало не покажется? Тут стоило крепко подумать, прежде чем! И, возможно, вместе со всеми членами ученого совета каким-нибудь приличествующим образом поступиться принципами. Ведь написано же в Писании: «Не жертвы хочу, но милости!»? Вертолетчики готовили свою машину к взлету, и Виктор Николаевич, прежде помалкивающий да поглядывающий на Черкеса и Елену Георгиевну, неспешно подошел к ним и нехотя предложил главному инженеру с этой вертолетной оказией… пригнать в расположение экспедиции ГТТ и Т-100 бывшей полевой партии Черкеса. Черкес и Самоварова удивленно вскинули брови и замерли, прикидывая эту неожиданную идею к положению дел в экспедиции, а Виктор Николаевич повернулся к Наде Щербиной и подмигнул ей. Та сразу все поняла, и глаза ее вспыхнули.

—А что, Витя, это идея! Нам техника не помешает, особенно сейчас! — изрек Черкес и тут же стал горячо защищать это предложение главного механика, уверяя Елену Георгиевну, чувствовавшую в этом предложении какой-то подвох, в том, что дополнительная техника им во спасение. Конечно, формально трактор и тягач им не принадлежат, но всегда можно договориться и с институтским руководством (с Юрием Юрьевичем!), и с министерством. Те наверняка будут «за». В самом деле, зачем же простаивать такой технике?!

Елена Георгиевна, не разжав рта, кивнула, и в вертолет к члену-корреспонденту, Щербиной и Конфеткину решили подсадить еще троих: главного механика, Хмурое Утро да хлебопека Пантелея (тот был дипломированным трактористом, а с пекарней вместо него вполне могла справиться новенькая — та, восьмипудовая, вечно жующая и смахивающая крошки куда попало).

Взлетев через час, вертолет взял курс на песчаную косу. Решено было немедленно расконсервировать ГТТ и Т-100 и пригнать их в Заполярную экспедицию. Тягачом должен был заняться бывший механик-водитель этой машины, а ныне главный механик, взявший себе в помощники Хмурое Утро, а трактором — Пантелей. Трактор Пантелей не любил всем сердцем после событий никому тут не известных, но пойти против воли руководства он бы не отважился. А то еще эти Самоваровы возьмут да и не возьмут его больше на остров! А без острова — без гусей, уток, куропаток, тихого одиночества и воли вольной — Пантелею труба. Сожрет его городская жизнь с потрохами да и выплюнет где-нибудь на обочине Мурманского шоссе.