Дженнифер Матье - Бунтарка

— Пожалуйста, скажи мне, что у тебя нет неприятностей.

— Ну, вряд ли меня назовут лучшей ученицей недели, — ее голос становится тише. — Мистер Шелли привел меня в свой кабинет и хотел узнать о клубе «Мокси». Он сказал, что все мои слова будут переданы директору Уилсону и что они за мной следят. — Щеки Люси вспыхивают, и она смотрит вниз на покрывало.

— Я сказала ему, что наклейки — не моих рук дело. То есть я не призналась, что клеила их на шкафчики, хотя я, конечно, это делала. Но не я их придумала.

— Он поверил тебе?

— Может быть, — говорит Люси, все еще не встречаясь со мной взглядом. — Трудно сказать. Но я не лгала, Вив. Я правда не делала этого. Ты мне веришь? — Она наконец поднимает глаза. Тошнотворное чувство вины увеличивается до невероятных размеров.

— Я верю тебе.

Боже, я скотина.

— Мистер Шелли сказал, что, если я сделаю что-то связанное с «Мокси», меня отстранят от занятий и, скорее всего, исключат.

— А что произошло потом?

— А потом он отослал меня домой. — Люси пожимает плечами. — Он сказал, чтобы я серьезно отнеслась к предупреждению. — Она закатывает глаза, но потом внезапно они начинают блестеть, и две слезинки скатываются по ее щекам. — Черт, — говорит Люси, вытирая слезы. — Извини, ненавижу плакать перед другими.

— Нет, все нормально, — говорю я, осматривая комнату в поисках платка или салфетки.

— Не беспокойся. — Она качает головой и всхлипывает. — Со мной все нормально. Все… нормально.

Я не могу вспомнить самый первый раз, когда я видела, как Клодия плачет, или когда я плакала перед ней. Мы всегда знали, что можем это делать перед друг другом, но с Люси я дружу совсем недолго. Я не уверена, нужно ли мне обнять ее, как я сделала тогда, когда Клодия пришла тем утром рассказать о Митчелле. Желание Люси скрыть свои слезы подсказывает мне, что ей это может не понравиться, поэтому я просто подбираюсь ближе и поглаживаю ее по плечу.

— Мне жаль, Люси. Мне жаль, что так произошло. — Из-за меня.

Люси вытирает покрасневшие глаза краем черной футболки.

— Знаешь, что больше всего меня раздражает? — спрашивает она. — В Хьюстоне я никогда не попадала в неприятности. Никогда. Я была зубрилой. Я была отличницей и состояла примерно в двадцати клубах. Я была даже в школьном совете учеников. Я нравилась учителям. Директор, черт возьми, обожал меня! — Люси активно жестикулирует, подчеркивая значимость своих слов.

— У вас был школьный совет учеников? — Мои глаза распахиваются от одной только мысли.

— Да! — говорит Люси полупечально, полусердито. Потом падает на кровать и сворачивается клубочком в углу. — Я знаю, что кажусь сильной девчонкой, которая борется за права и справедливость, но, честно, я просто хочу хорошо учиться и поступить в колледж. Я не хочу, чтобы это повлияло на поступление и стипендию.

— Я знаю. Мне очень-очень жаль, что тебе пришлось с этим всем разбираться. — Я протягиваю руку и аккуратно глажу Люси по темным кудрям. Она поднимает взгляд и пытается улыбнуться. Я облокачиваюсь о прохладное стекло крошечного окна спальни и смотрю на дворик перед домом. Маленький брат Люси ездит на скутере по тротуару. Наконец Люси говорит:

— Ты настоящий друг, Вив. Я рада, что познакомилась с тобой.

— Я тоже этому очень рада.

Мой живот скручивает. Настоящий друг рассказал бы Люси правду прямо сейчас. Настоящий друг не позволил бы ей нести тяжесть всего этого в одиночку.

Я открываю рот. А потом закрываю его.

Может, я и не настоящий друг. Просто трус.

— Знаешь, «Мокси» действительно спасал меня, — говорит Люси, глубоко вздыхая, — но я надеюсь, что они сделают небольшой перерыв. Пока весь этот бред не уляжется.

Мне больно слышать эти слова, больно видеть Люси такой разбитой. Если бы я смогла набраться смелости и сказать ей, что я начала «Мокси», может быть, Люси продолжила бы бороться. Проблема в том, что, по моему мнению, именно в анонимности «Мокси» — его сила. Был бы он таким сильным, если бы все знали, что я его начала?

— Интересно, испугал ли директор Уилсон автора «Мокси» настолько, что она теперь прекратит выпуски, — говорю я вслух, чтобы услышать ответ Люси.

— Кто бы это ни начал, мне кажется, ее нелегко испугать. А вот я напугана. Я уверена, что администрация теперь будет наблюдать за всеми девушками. Не знаю. Ненавижу себя за это, но я правда считаю, что «Мокси» надо сделать перерыв.

— Да, наверное, — говорю я, пытаясь стряхнуть чувство пустоты, охватившее меня. Я только что решила прекратить делать «Мокси»?

Жужжит телефон, и я вытаскиваю его из кармана.

Как дела у Люси?

— Ох, это твой парень? — говорит Люси, легонько пиная меня в голень.

Я бросаю на нее взгляд.

— Может быть.

— Ну, если это не он, то лучше ему не знать о том, из-за чьих сообщений на твоем лице появляется такое дурацкое выражение.

— Слушай, он просто хочет узнать, как у тебя дела, — говорю я ей, показывая экран.

— Вау, парень из Ист Рокпорта и не придурок. Ему должны поставить статую из бронзы.

Я громко смеюсь и отвечаю Сету.

С ней все нормально, мы все еще вместе… могу позвонить тебе позже?

Секунду спустя Сет отвечает.

Конечно… просто не забудь про своего жалкого одинокого бойфренда

Я слегка краснею. Бойфренда. Впервые Сет использовал это слово, говоря о нас.

Не забуду … обещаю

— Ладно, хватит, влюбленная парочка, — говорит Люси, — пойдем вниз и посмотрим, сможем ли мы устроить рейд на неисчерпаемый бабушкин холодильник.

Она слезает с кровати и направляется к двери спальни. Я засовываю телефон обратно в карман, а моя голова кружится от мысли о Сете, который называет себя моим бойфрендом. И в то же время мое сердце болит за «Мокси». Я не знаю, как мне поступить, но думаю, смешно надеяться на то, чтобы сто процентов моей жизни были на сто процентов шикарными сто процентов времени.

Я целуюсь и обнимаюсь с Сетом.

Хотя мы встречаемся уже почти два месяца, бывают моменты, когда мне трудно поверить, что он действительно мой парень. И я могу целоваться с ним когда захочу.

То, как он целует чувствительное местечко за моим ухом.

То, как он касается моих волос, проводя по ним пальцами, пока у меня не появляются мурашки.

То, как он смотрит на меня своими темными глазами, а его щеки краснеют.

Обычно это происходит у него в машине, или на пляже, или в моей гостиной, пока мама на работе. Но сегодня вечером мы у него дома. Здесь все заполнено странными картинами и гладкой сияющей мебелью. Полная противоположность атмосфере деревенской кухни у бабули (я не вижу ни одной чертовой вещицы с петухом, это уж точно).

Наконец мы отрываемся друг от друга, переводя дыхание.