Пал Сабо - Пядь земли

Поели — и тут музыканты берутся за дело. Парни входят толпой, ведут девок танцевать. «Эх, пляши, пляши, давай… у других не отбивай…» — покрикивают и так бьют каблуками в пол — аж звон стоит.

Все уже пляшут, только Красный Гоз стоит у двери, возле цыган. Сигаретой затягивается торопливо, чтобы скорей догорела, смотрит, как она уменьшается; дым изо рта пускает. А сам глаз не поднимает. Словно ждет чего-то, а чего — неизвестно. Илонке тоже непонятно, чего он ждет. Илонка тоже стоит одна, у противоположных дверей. Ее никто не позвал танцевать. Да и кто позовет: все ведь знают, что она с Красным Гозом гуляет. И что на будущей неделе он ее посватает. Смотрит Илонка боязливо поверх голов туда, где стоит Красный Гоз. Не видит он ее, что ли? Не видит, наверное… Что-то нужно сделать, чтобы он ее заметил. Подойти к нему… да очень стыдно. И так тоже стыдно, что он стоит там, а она здесь… Ох, господи, почему он не смотрит на нее?

А Красный Гоз, вот он — уже смотрит. Да еще как смотрит. Зло бросает на пол сигарету, давит ее носком сапога и, глядя перед собой, идет к Илонке. Не дожидается, пока ему танцующие пройти дадут: просто берет и расталкивает их грудью. А ведь когда парень с девкой танцуют, нет для них в мире никого важнее, чем они двое. Поэтому обижены все на Гоза смертельно. Но задираться? С Красным Гозом? Ну нет. Потом как-нибудь… Найдется и на него управа.

Словом, Красный Гоз через танцующих проходит, останавливается перед Илонкой и, не глядя, протягивает к ней руки. Одну на пояс кладет, другую на плечо — и уже пляшет.

Что это сегодня с Йошкой?..

Ах, да что там. Раз он здесь, с ней, значит, все хорошо.

— Не нравится мне, как ты учительше говоришь «целую ручки», — начинает Красный Гоз без всякого предисловия, и даже теперь не на Илонку смотрит, а мимо нее, в стену.

— Я? Ты что? Когда это я…

— А хоть вчера, например. И всегда.

— О, да ведь… а что в этом такого? Все так говорят, нехорошо по-другому.

— Нехорошо… Я как-нибудь лучше знаю, что хорошо, что нехорошо. Она такая же девка, как и ты. При чем же здесь «целую ручки»? — сердится Гоз. Да только чувствует Илонка, не из-за этого он злой: тут какая-то другая причина. Только вот не знает какая.

— Ладно, больше не буду так говорить.

— Это еще почему?.. — снова сердится Йошка. Теперь уже за то, что слишком Илонка уступчива. Нет чтоб оправдываться, спорить: до того мягка да покорна, будто муха в сметане. Интересно, она со всеми такая послушная, как с ним? Эх, полклина земли… хата… Играют цыгане, и вторая скрипка все время чуть-чуть припаздывает. Поэтому кажется, что музыка играет где-то за забором, долетая оттуда вместе с эхом. В горнице — пыль столбом; все танцуют. Это уже как будто и не танец вовсе, а что-то такое, на чем мир держится. Скажем, когда копать надо, человек копает, когда проголодается — ест, когда устанет — спит. Так и сейчас: все танцуют, потому что… ну, потому что полагается. Вон Тарцали с Пирошкой Пашкуй: голова поднята, сам назад отклонился, шапка заломлена, плечи не шелохнутся. Лицо скорей мрачное, чем веселое. Все, что кричать полагается, парни уже откричали, теперь помалкивают. На трезвую голову легко ли дурачиться? Ферко, правда, выслал на веранду фляжку с вином, да она сразу попала к Косорукому Бикаи, а рядом еще Макра стоял, тут фляжке и конец пришел. Даже на дне не осталось.

— От…ды…хай… — выводят музыканты смычками; значит, первый танец кончился. Еще два впереди. В таких случаях закон — три танца.

Если на первый танец зовет парень ту девку, с которой гуляет, которая его милой считается, то на второй положено пригласить ее подружку. А на третий — опять свою. Это — тоже закон. И все ему подчиняются — один лишь Красный Гоз мрачно сосет сигарету, нагнув по-бычьи голову. Хм, стало быть, ему теперь с Илонкиной подругой плясать, а потом снова с Илонкой? Ну ладно… Однако Илонка что-то опять притолоку подпирает: никто с ней танцевать не захотел. А зачем: пусть Красный Гоз и танцует, раз она его девка. Илонка вначале ужас как стыдится, что никто к ней не подошел, а потом, эх, пожимает плечами. Ладно, ладно, еще неделя или две, и у них с Йошкой тоже будет чига, и будут парни с девками отплясывать не хуже, чем нынче у Тотов. Не отвертится Йошка: привязала она его к себе накрепко, осечки тут не будет. Потому, наверное, он сейчас и невеселый такой, бедняга…

Кто-то подает в дверь фляжку с вином. Макра сразу ее подхватывает, пьет, потом отдает Тарцали. А сам трясет головой, словно в воду окунулся, и кричит:

— И-эх-эх-эх-эх…

И бьет сапогами по полу, будто кизяк месит.

Красный Гоз все там же стоит, между дверью и музыкантами; потом, как в первый раз, затаптывает сигарету и двигается напрямик, расталкивая танцующих. Руки протягивает к Илонке, ждет пару тактов и сразу вступает в танец.

— Я не понимаю… чего это ты сегодня так причесалась, — говорит с досадой. А вообще-то он, можно сказать, и не видел сегодня, что у нее за прическа. Вот и сейчас мимо смотрит, в стену.

— Йошка, да ведь ты сам сказал, чтобы я так причесывалась, потому что идет мне… — Илонка изо всех сил старается ласковой быть. Словно Красный Гоз похвалил ее от души.

— Я сказал? Когда это? Если только спьяну… — однако теперь и сам припоминает: что-то в этом роде говорил Илонке про прическу. Ну и что, разве он обязан помнить, о чем случалось с девками болтать?

«Нет уж, не удастся тебе со мной поссориться, собака, не надейся», — думает Илонка и, выбрав момент, придвигается к нему, прижимается грудью. До того дорог ей этот парень, до того дорог… на все готова, чтоб только его женою стать. Чувствует Красный Гоз упругую, горячую Илонкину грудь; волосы ее, щекоча, задевают ему лицо. И постепенно отходит, смягчается. Все ж таки полклина земли, хата… виноградник… да и сама она девка неплохая, что ни говори. Пальцы его, повеселев, гуляют по пуговицам на спине Илонки. Вот голову поднял, смотрит на музыкантов, пока глаза его не встречаются с глазами первого скрипача; тот кивает понимающе, обрывает песню, которую играл, и тут же заводит новую:

Мурлычут скрипки, словно кошки, песня теплый ветерок под ногами у танцующих подымает.

Это любимая песня Красного Гоза. Ее он всегда заказывает, когда бывает в настроении. Ну а плясать под нее — сами ноги просятся.

Девки плечами поводят, будто от озноба, теснее к парням прижимаются.

Парни девок поближе к музыкантам ведут, где пошумней да потесней — только успевай поворачиваться. Всем будто веселее стало, как Красный Гоз развеселился. Подростки да девчонки помоложе — про которых говорят: мелюзга — с краев толкутся, но и они отставать не хотят, пляшут без устали. Есть тут пара, где девка намного выше своего кавалера, а то, наоборот, дама кавалеру до пупа достает еле-еле. Парни пришли в будничном, разве что сапоги начистили. Девки же принарядились. У самых молоденьких лицо до того нежное, словно кожица на недозревшем персике. Волосы назад зачесаны гладко и в косу заплетены; на конце косы завязана бантом широкая лента.