Святослав Рыбас - Варианты Морозова

Он взглянул на шахтеров, занятых внимательным изучением своих руководителей. Во время наряда они переговаривались и слушали Тимохина вполуха, будто говорило радио. Как только Морозов возразил Тимохину, они насторожились. Новый начальник, которого знали подсобником у Бессмертенко, не крикуном и мало что решающим человеком, стал для них загадкой. Если бы сейчас Морозов говорил о чем-то постороннем, о ремонте «Запорожца» или своем завтраке, они слушали бы все равно.

Но отвечать ему никто не собирался. Он еще был непонятен и не сказал свое окончательное решение.

— С погреба виднее, — заметил Кердода, который ничего не боялся. Он сидел в конце, у дверей. Крепкая фигура Лебеденко заслоняла его от Морозова, оставалась видна верхняя часть головы, веселые глаза и выгоревшие редкие волосы.

— С погреба, конечно, виднее! — согласился Морозов. — А если без шуток?

Эти двое ездовых бесконечной гонки вдруг стали тормозить на полном ходу.

У Морозова было два варианта: либо согласиться с ними, либо употребить силу своей новой власти. Соглашаясь, он ухудшал свое нынешнее положение, забирался в долги перед будущим, но поступал по-хозяйски дальновидно. Применяя власть, чтобы подстегнуть своевольных помощников, он охранял свою репутацию и ничего не изменял в общем течении дел.

Третьего варианта не существовало, а эти оба были связаны с материальными или нравственными потерями.

И тогда он принял промежуточное, компромиссное решение — вести ремонт без остановки участка. Морозов без ясного плана, робко пошел на перемены, не подозревая, что повторяет чужой метод латания дыр.

Его решение подействовало на шахтеров угнетающе. «Я превращаюсь в Тимохина», — подумал он.

В той напряженной обстановке, которую создали трудные горно-геологические условия, снабженческие неувязки и слабохарактерность Зимина, люди ждали обновления. Казалось, оно неизбежно должно случиться… Но вот не случилось.

Для Морозова началась новая пора жизни. Любая перемена в любом человеке ощущается им с того мгновения, когда он сталкивается с окружающими людьми, которые привыкли видеть его по-старому и потому всегда готовы оспорить новое. Перескочив через одну ступень служебной лестницы, Морозов механически ворвался в круг руководства и неизбежно должен был столкнуться с ним. Он чувствовал себя равным Аверьянцеву, Грекову, Богдановскому и другим. Он знал и умел не меньше их, но в этом круге для него была только одна роль — самого младшего. В действительности ни о каком равенстве речи не шло.

На второй день после возвращения Морозова Зимин позвонил в нарядную и позвал его к себе в кабинет. Морозов только что выехал на-гора, чтобы дать задание шахтерам второй смены и затем вместе с ними спуститься в подземелье. Дела были неважные: в угольном пласте прорезалась прослойка аллеврита и почти треть порожняка грузилась породой. За это явление природы отвечать приходилось Морозову, но ничего, кроме своего второго спуска в забой, он не мог придумать.

Голос Зимина был весел и даже ласков. Наверное, начальник шахты сейчас откинулся в своем вращающемся кресле и, чуть-чуть вращаясь, что он всегда делал, находясь в хорошем настроении, улыбался в сторону селекторного микрофона.

Морозов предполагал, что в первые дни Зимин будет стараться обходиться с ним по-человечески, чтобы, как следует из теории управления, поощрить новичка. Думая так, он был близок и к житейской правде. Зимин успел насолить всем начальникам участков, даже любимому Грекову, и теперь, чтобы внести раскол в ряды оппозиции, хотел расположить к себе Морозова.

Теория и житейская правда случайно совпали, но Константин едва ли мог избежать ошибок.

И он сразу ошибся, сказав о прослойке алеврита. В душе он надеялся, что отныне достиг реальной самостоятельности и Зимин будет ему доверять. Надежда была сильнее здравого смысла, который должен был его насторожить.

— Да, не повезло тебе, — сказал Зимин. — Смотри, возле тебя Греков и Аверьянцев. Они спуску не дадут. Надо постараться! Читал сегодняшнюю газету?

— Нет. Когда бы я успел?

— Ну зайди, — в голосе Зимина послышалось нетерпение.

Морозов, ожидавший участия или хотя бы понимания, увидел, что его подстегнули, как лошадь.

Он опустил трубку. Вошел Тимохин, он был во второй смене.

— Привет.

— Здоров.

«А при чем газета?» — подумал Морозов.

От Тимохина веяло спокойствием. Он был в летнем светло-сером костюме и в темных очках.

— Ты похож на итальянского мафиози, — пришло в голову Морозову. — Куда-то вечером идешь?

— Иду в одно место, — кивнул Тимохин. — Здесь все в порядке?

«Ах, ну конечно! — вспомнил Константин. — Сегодня напечатали статью Дятлова…»

— В каком там порядке! — бросил он. — Рубим породу. Прослойка.

Тимохин снова кивнул, точно посочувствовал.

Они поглядели друг на друга, и Морозов пошел к начальнику шахты.

Действительно, в газете был большой репортаж «В шахте с аквалангом». О Морозове там говорилось немного и довольно сдержанно, что тот «способный, судя по всему, организатор, недавно принявший руководство добычным участком». Но даже эта скороговорка с неопределенным «судя по всему» вызвала зависть Зимина. Прочитав репортаж до последней строчки, он не запомнил никаких других фамилий «необыкновенных людей, подводников», а только уловил суть дела и то, что в этом горячем уникальном деле участвовал его подчиненный. Зависть родилась как будто в виде запоздалого беспокойства из-за случившегося риска. «Я ему доверил участок, а он ведет себя как мальчишка» — вот была первая мысль Зимина.

Он пососал леденец, вспомнил свои мечты о славе, и вдруг невольно мелькнуло: «Молодец!» Мальчишка шел к цели, не сворачивая. Разве не молодец? Газета ясно писала, что за такое дело можно представить к правительственной награде.

Зимин прижал клавишу переговорного устройства.

— Газету читал? — спросил он Халдеева.

— А что? — ответил Кивало.

— Загляни на минутку.

Халдеев вошел, очки блестели, и лицо казалось непроницаемым.

«Боится нагоняя», — насмешливо отметил начальник шахты.

— Вызывали, Сергей Максимович? — приостанавливаясь и наклоняя лобастую голову, спросил Халдеев.

— Да, вызывал, — сказал Зимин. — Что за манера спрашивать об очевидных вещах?

Кивало молчал, глядя прямо в глаза.

Зимин подождал и стал говорить дальше, не оставив язвительного тона:

— Помнится, ты возражал, когда я хотел назначить Морозова? На вот, почитай!

Халдеев сел к приставному столу и положил перед собой газету. Он читал медленно и настороженно.

— М-да, — произнес он, закончив. — Интересно…

— Что интересного? — спросил Зимин.