Эмили Барр - Вся правда и ложь обо мне

Вижу, что люди обращают внимание на мои волосы. Из-за них я выделяюсь в любой толпе.

Впереди, в киоске, продают жареных кур, которые выстроились за стеклом на витрине. Неподалеку работает парикмахер. Подхожу к его заведению, сажусь на скамью снаружи. Приветливо улыбаюсь другим людям, ждущим в очереди, и поскольку им, кажется, до меня нет никакого дела, просто сижу и жду, а тем временем вообще ни о чем не думаю. Глазею на прохожих, ничего не чувствую и не думаю. Никто не грабит меня и не заговаривает со мной, потом парикмахер зовет меня, я объясняю, что не говорю по-португальски, поднимаю прядь волос, корчу гримасу отвращения, и он смеется. Я жестами даю понять, что волосы надо сбрить, потому что вряд ли он возьмется перекрашивать их в черный цвет. Парикмахер несколько раз переспрашивает, действительно ли я этого хочу, потом берет машинку, проводит ею по моей голове, и лиловые пряди сыплются на пол, проводит другой раз, третий – и все, готово.

Смотрю на себя в зеркало и провожу ладонью по собственной макушке.

Вот и все, у меня нет волос.

У меня нет имени. Нет семьи. Нет парня. И волос нет.

Но немножко волос все-таки есть. Длиной всего несколько миллиметров, светлые и пушистые. Их приятно гладить. Наверное, я выгляжу как после химиотерапии. Парикмахер сметает лиловые пряди в кучу к чьим-то темным волосам, я плачу ему какие-то смешные деньги и сразу направляюсь в кафе. По пути я прохожу мимо мусорного бака, куда швыряю мобильник, предварительно раздавив его ногой. Он мне действительно больше не нужен.

Жаль, что у меня нет путеводителя или еще какого-нибудь источника информации. В эту минуту у меня есть только жажда и лысина. Я в трущобах, но все равно делаю шаг за шагом, ищу, где бы посидеть, и хотя мне до сих пор не верится, что я здесь, подходящее место вскоре находится.

Кафе называется «Супер-сукос». Это джус-бар, поэтому я заказываю сок, ткнув в картинку с чем-то розовым в меню, и хозяйка жестом предлагает мне сесть. Сажусь, и все забывают про меня – чужую, иностранку, со сбритыми лиловыми волосами. Немного погодя передо мной ставят пластиковый стакан с крышкой и трубочкой.

– Obrigada , – говорю я.

– De nada , – отвечает хозяйка.

Блэки сочувствовали мне, потому что я – ребенок двух убийц, и старались обеспечить мне хорошую жизнь. Добрые люди. Мне требовались родители, а им – ребенок. А я все равно выросла с демоном внутри.

Может, они хотели понравиться мне, чтобы я их не убила. А я ненавижу их. Может, даже убью . Чтобы не обманывать их ожидания.

У сока вкус клубники и арбуза. Пью его так медленно, как только могу, потом заказываю другой, на этот раз зеленый. Сижу и потягиваю сок, не свожу глаз со стола, тяну время и надеюсь, что через полчаса решу, куда мне теперь.

Здания здесь бетонные, а не из рифленого железа и картона – мне казалось, так должны выглядеть трущобы. А этот район с виду вполне подходит для туристов.

Бояться здесь нечего, хотя и полагается.

Я плачу за сок и спрашиваю у хозяйки:

– Вы говорите по-английски?

По-английски она говорит лишь настолько хорошо, чтобы понять, о чем я спрашиваю, и качает головой.

– Отель? – говорю я.

Она зовет какого-то мужчину. Они переговариваются, поглядывают на меня, явно говорят обо мне, и мне это не нравится: может, про меня рассказывали в новостях, и теперь эти двое вызовут полицию. А вдруг они видели, как я, еще с лиловыми волосами, вышла из такси?

– Ладно, не беспокойтесь, – поспешно говорю я, качаю головой и жестами обеих рук даю понять: « Проехали, забудьте ».

Просто схожу на холм сама, а там видно будет. Пытаюсь выйти из кафе, но мужчина загораживает мне дорогу. Мое дыхание учащается. Ноги трясутся.

– Ты! – говорит он. Я прикидываю, как бы протиснуться мимо него. – Ты хотеть отель?

Я сглатываю.

– Да… – Получается еле слышный шепот, и я повторяю смелее и громче: – Да.

Я Бэлла Блэк, я нас спасу. Ведь я чудовище, я способна на все. Не для того я притащилась в эту даль, чтобы вот так сразу сдаться.

– Да, – еще раз говорю я. – Мне нужен отель. Por favor .

– Ты идти.

Я следую за ним к мужчине на мотоцикле. Они о чем-то говорят, я пытаюсь разгадать их жесты и разобрать отдельные слова. Он указывает на седло мотоцикла, и я сразу же сажусь, взвывает мотор, и мы срываемся с места. Мотоцикл вибрирует подо мной, взбираясь по крутому склону холма, двигатель ревет.

Моя жизнь в руках этого человека.

На хрен. Пошло оно все на хрен.

Мы лавируем между прохожими, потому что они разгуливают посреди улицы. Они повсюду, народу здесь больше, чем я думала. Совсем крошечный ребенок сидит на руле велосипеда, педали которого крутит его мать (это я думаю, что она ему мать, хотя, конечно, кто знает). Мимо с ревом проносятся другие мотоциклы. Люди сидят за пластиковыми столами на улице, пьют кофе, колу и пиво. Прохожий тащит громадную сумку, из которой торчат какие-то полосы белого пластика. Компания парней хохочет, вышагивая по улице. Повсюду продают всякую всячину, чаще всего – мясо и какие-то электроприборы. Сварщик работает, в воздух взлетают искры, неподалеку еще одна парикмахерская. И торговцы на каждом углу.

Мы сворачиваем с главной улицы, и торговые кварталы сменяются жилыми. Смотрю на разноцветные дома, тесно прижавшиеся друг к другу. Дети возятся с футбольным мячом, но забывают о нем, чтобы поглазеть на меня. Парень сидит на пороге и во весь голос переговаривается с кем-то невидимым внутри дома. Две девчонки, одинаково одетые в белые футболки и синие шорты, делают стойку на руках.

Я проезжаю мимо всех этих людей, радуясь, что мотоцикл уносит меня прочь, хотя я целиком и полностью в руках незнакомца среди бразильских трущоб и понятия не имею, куда он везет меня.

Улицы становятся уже и короче, а потом мы сворачиваем в такой узкий переулок, что я могу, раскинув руки, коснуться стен по обе его стороны. К тому времени, как мотоцикл останавливается, я уже готова ко всему. Если этот человек захочет ограбить меня, я брошу ему деньги из переднего правого кармана и убегу. Если бежать с холма, рано или поздно улицы выведут меня к тому месту, где останавливаются такси и автобусы, и к джус-бару, где я пила сок.

Но незнакомец колотит в какую-то дверь и что-то кричит. Выходит женщина. Она маленькая и хрупкая, как птичка, и выглядит совсем молодой, а когда видит меня, улыбается и кивает. Мотоциклист что-то говорит ей, и она обращается ко мне:

– Привет. Я очень плохо говорю по-английски.

– Я тоже очень плохо говорю по-португальски, – отвечаю я, удивляясь собственной смелости. – Но обязательно научусь.

– Меня зовут Хулия.

Я медлю, не зная точно, кто я. Эллой называться нельзя. И Крисси тоже: как бы мне ни хотелось еще раз вспомнить Кристиана, этим именем я уже пользовалась на острове.