Эмили Барр - Вся правда и ложь обо мне

– Лили, – выпаливаю я. Едва у меня вырывается это имя, я жалею о том, что не назвала какое-нибудь другое, но уже слишком поздно.

Надо избегать всего, что связано с моей прежней жизнью. Я не Элла Блэк. А Лили – лучшая подруга Эллы Блэк, так что я сглупила, но уже ничего не поделаешь. Не говорить же теперь, что я хотела сказать, к примеру, «Джессика». Звучит по-дурацки, а я со своей лысой головой и без того выгляжу так, будто по мне дурдом плачет.

Отдаю мотоциклисту небольшую сумму, которую он просит, складывая пальцы щепоткой, прибавляю на чай, чтобы поблагодарить за то, что не завез черт знает куда и не ограбил меня. Он кивает, поворачивает мотоцикл и уезжает. А я остаюсь в глубине трущоб и следую за женщиной по имени Хулия к ней в дом.

Это и вправду маленькая гостиница. Я не ожидала, что она окажется довольно милой, как и вся фавела, которую я успела увидеть. Комната тесноватая, с выложенными белой плиткой полом и стенами и единственной кроватью под зеленым нейлоновым покрывалом. Единственное окно высоко под потолком почти не дает света. Похоже на место, где можно спрятаться. Кладу сумку на кровать и спрашиваю, сколько с меня.

– На сколько время? – спрашивает Хулия.

Я тяжело вздыхаю.

– А на месяц можно? – спрашиваю я.

– На один месяц? Да, конечно. Ты работать? Учить английскому?

– Да.

Проще согласиться, чем объяснять мой приезд как-нибудь иначе. Я благодарна за то, что мне ничего не приходится выдумывать самой.

Мы договариваемся о размере арендной платы за месяц, мне лень торговаться – я же знаю, что у меня в лифчике спрятано достаточно денег. Настаиваю на том, чтобы заплатить вперед: это значит, что если меня ограбят, денег грабителям достанется меньше. Теперь у меня есть наличные, пользоваться кредиткой мне еще долго не понадобится. Вот и хорошо. Я скрываюсь, у меня есть где жить до самого декабря.

Ванная за соседней дверью. Хулия показывает мне, что здесь есть еще одна комната, которую сдают, сейчас она пуста, и рассказывает, что в третьей спальне живет она сама и ее муж Андерсон. Кухней и столом в ней я могу пользоваться, когда пожелаю, в доме есть еще маленькая гостиная с двумя уютными креслами. Все полы в белой плитке, вещи далеко не новые, но безупречно чистые.

– Мне пора на работу, – говорит Хулия. – Я здесь работаю, в Росинье. А у Андерсона длинный рабочий день в отеле в Ипанеме.

Раньше я как-то не думала, что сотрудники отелей живут вот в таких районах, но это же ясно как день. О трущобах и всяких там гетто я знаю только из уроков географии и из «Города Бога», и в целом мои представления о них совершенно неверны. Согласно школьной версии, в трущобах, гетто или фавелах царят хаос и безысходность, жилища сделаны из листов картона и рифленого железа, кое-как скрепленных вместе. Работы там нет ни у кого: люди нищенствуют, роются в помойных баках и мусорных кучах или же продают наркотики. Они не такие, как я.

Мне пришлось собраться с духом, чтобы приехать сюда, но оказалось, что фавела – такой же район, как многие другие, и до сих пор местные жители старались оказывать мне любую помощь, какая только требовалась. Меня подстригли, продали мне сок, доставили на мотоцикле туда, куда нужно, и сдали мне комнату.

Вспоминаю, как миллион лет и четыре дня назад мой липовый отец говорил, что «у них» есть экскурсии даже в фавелы, и мы, все трое, неприязненно поморщились. А на самом деле здесь повсюду жизнь. Немного страшновато, потому что не похоже на места, где я жила прежде, но вообще-то ничего особенного, живут же здесь другие люди.

Такое моим ненастоящим родителям и в голову не придет. Они хорошо обеспечены материально и потому побаиваются тех, у кого ничего нет. Искать меня здесь они не станут, а если и попытаются, эта задача не из легких. Они будут разыскивать девушку с лиловыми волосами – значит, надо следить, чтобы моя голова оставалась лысой и держаться подальше от всех, кто меня знает, и заодно от тех, кто может попытаться отнять у меня деньги. Пока что со мной все в порядке. Меня буквально распирает от избытка адреналина, кажется, что я способна победить все и вся.

Но несмотря на прилив энергии, никакого плана, кроме как спрятаться и затаиться, у меня нет. Придется еще поискать какое-нибудь аналоговое развлечение. Интересно, найдется ли в обозримом пространстве хоть какая-нибудь книга на английском. Если удастся раздобыть альбом и карандаши, я бы порисовала. Интересно, как воспримут лысую художницу – с любопытством или равнодушно?

Само собой, на целый месяц рисования и чтения меня не хватит, даже если бы у меня было все необходимое. Придется еще что-то есть, значит, тратить деньги, и они когда-нибудь закончатся. Тогда мне будет нечего делать и негде жить. Сначала попробую пожить здесь, выясню, смогу ли, а там посмотрим.

Хулия приносит мне стакан воды, я закрываю дверь своей комнаты и сажусь на кровать. Я взвинчена, но засыпаю мгновенно, едва коснувшись подушки, а когда просыпаюсь, уже полдень. Абсолютно без понятия, чем заняться, а выходить на улицу страшно – особенно теперь, когда вся моя энергия улетучилась за время сна. Смотрю в стену, пока не надоедает. Потом иду искать Хулию и сажусь вместе с ней смотреть телевизор в гостиной. Хочу выяснить, не говорят ли обо мне что-нибудь в новостях, но Хулия смотрит дублированный «Сайнфелд», и я ухитряюсь сосредоточиться на нем и больше ни о чем не думать аж несколько минут. Потом беру газету, изучаю ее, листаю страницы, пытаясь понять смысл слов с помощью моего школьного французского и логики. Ясно одно: пишутся они гораздо проще, чем произносятся.

Листаю дальше, на очередной странице вдруг вижу собственное лицо, в голове сразу начинает звенеть, и кажется, будто меня сейчас стошнит. Перед глазами плывут пятна. Никак не могу вспомнить, как надо дышать.

Это я. Прямо в газете.

Я на пятнадцатой странице – не на первой, но все равно близко к началу, так что меня увидит всякий, кто возьмет эту газету полистать. Хочу узнать, что обо мне написано, но не просить же Хулию перевести мне статью. Нахожу в тексте мое прежнее имя – Элла Блэк, и имена моих приемных родителей – Грэм и Фиона Блэк. Про Аманду Хинчклифф ни слова, нет ни ее зернистых, размытых фотографий, ни снимков других печально известных убийц. Нет и снимка официанта с изуродованным лицом, хотя о нем наверняка упомянуто в статье.

Заголовок гласит: «O medo aumenta sobre o destino do adolescente desaparecida» [10] «Судьба пропавшего подростка внушает все больше опасений». . « Аdolescente desaparecida » – исчезнувший подросток? Отчаянный подросток? Омерзительный подросток? В любом случае это про меня и мою destino [11] Судьбу. . Дома в газетах мне попадались такие статьи. Обычно все заканчивалось обнаруженным трупом. Но только не на этот раз. Не сейчас.