Михаил Сегал - Почерк

– Я сам болел, – сказал почтальон, – так что, извините, принес все сразу за прошедший период.

– Меня больше волнует работа маяка, – ответил смотритель, – там нужно включить разные штуки, я вам объясню.

В лихорадке он стал обращаться на «вы».

Почтальон все внимательно выслушал, даже начертил на бумажке, поднялся к лампам и включил их с трепетом мальчишки, которому доверили штурвал на корабле. Когда вернулся, то увидел, что смотритель разорвал один из конвертов, но был слишком слаб, чтобы даже приподняться.

– Я… Могу почитать… Если нужно.

Голос почтальона задрожал, казалось, что происходит что-то очень важное и очень неправильное. Смотритель кивнул. Почтальон взял листок из его рук. Он не мог начать не то что читать, а даже смотреть на письмо. Потом решился.

– Милый Александр… – начал он.

– Стой! – вскрикнул смотритель. – Ты что!

Почтальон остановился.

– Не так!

– Что «не так»?

– Как ты читаешь?

– Я… Просто читаю вслух. Для вас.

– Дай!

Почтальон дал ему листок, и смотритель поставил указательный палец на конец письма, на самые последние строки.

– Отсюда!

Что бы это могло значить? Он же не был сумасшедшим. Это все лихорадка.

– С конца и медленно. Если я подниму руку, сразу останавливайся!

Ну… хорошо… Он начал.

– …Прощайте… и помните, как сильно я вас…

Смотритель снова вскрикнул, поднял руку:

– Давай другое!

Почтальон, не отрывая взгляда от руки, отложил листок и разорвал конверт с тюленем.

…Прощайте, и если когда-нибудь…

Снова смотритель вскинул руку, и снова почтальон остановился.

– Давайте, я не буду читать. Это все странно.

– Нет, еще одно.

Почтальон вскрыл конверт с австралийскими железными дорогами и начал медленно с конца.

…Пусть все будет легко и радостно…

Он замолчал, и смотритель тоже ничего не говорил.

…Я в хорошем настроении… Похоже, новости закончились.

Смотритель кивнул, разрешил продолжить. Почтальон поставил палец на бумагу и медленно стал перемещать его вверх.

…Что еще… Надеюсь, вы в добром здравии, надеюсь, эта осень не такая холодная, как прежняя… Но я на себя за это не сержусь, потому что сама за такое бы ни на кого не сердилась… Мне кажется, мама догадывается… Я оборачиваю хлеб в полотенце, чтобы ничего не было видно, а потом нахожу момент отрезать первый кусок, как если бы он был действительно первым… Знаете, что я делаю (вы не будете меня ругать, это не очень большая ложь?)… Я даже, как в детстве, не могу донести его до дому, откусываю и стыжусь принести маме обгрызенным…

Смотритель не останавливал, даже улыбался.

…Я попробовала его в нескольких пекарнях, и везде он вкуснее, чем в столице… Здесь значительно лучше хлеб… Знаете, еще что?.. Видимо, любовь им нужна не меньше, чем еда… Соседские кошки уже полюбили меня, притом что я даже не кормлю их, а просто глажу… Я много хожу пешком, просто дышу, смотрю вокруг и радуюсь каждому утру.

Смотритель перестал быть похож на покойника с открытыми глазами, больше не смотрел в потолок. Он повернул голову и устроился щекой на подушке, как ребенок, слушающий сказку.

…В маленьких деревнях бывает скучно, в столице ты мал, как муравей, а в таких местах чувствуешь себя прекрасно… Город приходится как раз по размеру человеку, сидит на нем удобно, как хорошо сшитое платье… Мне здесь нравится гораздо больше!.. Но тех денег, которые она скопила (ведь она работала в богатых семьях), хватило, чтобы уехать из столицы в небольшой город и снять квартиру…

Дыхание незнакомой женщины, чей почерк теперь, через десять лет, он знал лучше своего отражения, как будто коснулось его. Лица он не мог представить, но что-то уже живое, не заклеенное в конверт, проступало, поднималось с черной морской глубины.

…Уехать из столицы в небольшой город и снять квартиру… У него есть свои законы, свое искусство, всем этим придется овладеть…

Почтальон двигал палец вверх, к началу письма.

…Не скучать, а именно заниматься скукой, как будто это отдельный род занятий…

И еще выше.

…Ей, конечно, будет не хватать детей, с ними она жила, дышала полной грудью, а теперь придется привыкать к вязанию и… к скуке…

При чтении с конца складывался какой-то особый смысл, который завораживал и тем не менее смыслом не являлся. Это было сумасшествие. Почтальон старался, не теряя ритма, не прерываясь, сложить в голове изначальную историю так, как она была написана.

…О боже! Как непривычно говорить это о своей матери, но да, это жизнь, мы все стареем!..

…Она уже слишком стара…

Смотритель как будто выздоровел, глаза ожили, и он взял чашку с чаем.

…Моя матушка закончила работу гувернанткой и решила уйти на покой…

…У нас новость…

Палец приблизился к верхней части листа, к самому началу. И в тишине, когда, показалось, даже море перестало шуметь, почтальон произнес:

…Мой милый Александр.

«Мой милый Александр. У нас новость. Моя матушка закончила работу гувернанткой и решила уйти на покой. Она уже слишком стара. О боже! Как непривычно говорить это о своей матери, но да, это жизнь, мы все стареем! Ей, конечно, будет не хватать детей, с ними она жила, дышала полной грудью, а теперь придется привыкать к вязанию и… к скуке. Не скучать, а именно заниматься скукой, как будто это отдельный род занятий. У него есть свои законы, свое искусство, всем этим придется овладеть. Но тех денег, которые она скопила (ведь она работала в богатых семьях), хватило, чтобы уехать из столицы в небольшой город и снять квартиру. Мне здесь нравится гораздо больше! В маленьких деревнях бывает скучно, в столице ты мал, как муравей, а в таких местах чувствуешь себя прекрасно, город приходится как раз по размеру человеку, сидит на нем удобно, как хорошо сшитое платье. Я много хожу пешком, просто дышу, смотрю вокруг и радуюсь каждому утру. Соседские кошки уже полюбили меня, притом что я даже не кормлю их, а просто глажу. Видимо, любовь им нужна не меньше, чем еда. Знаете, еще что? Здесь значительно лучше хлеб. Я попробовала его в нескольких пекарнях, и везде он вкуснее, чем в столице. Я даже, как в детстве, не могу донести его до дому, откусываю и стыжусь принести маме обгрызенным. Знаете что я делаю (вы не будете меня ругать, это не очень большая ложь?)… Я оборачиваю хлеб в полотенце, чтобы ничего не было видно, а потом нахожу момент отрезать первый кусок, как если бы он был действительно первым. Мне кажется, мама догадывается. Но я на себя за это не сержусь, потому что сама за такое бы ни на кого не сердилась. Надеюсь, вы в добром здравии, надеюсь, эта осень не такая холодная, как предыдущая. Что еще… Похоже, новости закончились. Я в хорошем настроении. Пусть все будет легко и радостно».