Евгений Алёхин - Птичья гавань

Трахнувшись, я уже буду читать его по-другому, — об этом я не сказал вслух, только внезапно подумал с тоской.

— Не знаю, что вы носитесь с этой «Пропастью». Все три рассказа нормальные.

— «И тогда я сделал то, чего не делал при нем, ни до, ни после: заплакал», — попробовал процитировать я концовку «Истории любви».

— А ты бы не заплакал, если бы у тебя девушка умерла?

Я ответил:

— Если бы ты знал, сколько времени у меня не было девушки, ты бы и сам заплакал.

— Ничего страшного, Жука. Помнишь Олесю «С кем?»

— Олесю как? — не понял я.

Он назвал фамилию.

— Ну. Конечно.

— У нее даже погоняло «С кем?» Говорят, дает каждому, кто ее захочет.

— Я понял о ком речь, но, к сожалению, не знал о этой слабости. И насчет «с кем» впервые слышу.

— Так вот. Мне пришлось целый месяц с ней гулять, чтобы дала. Целый месяц. Ты бы стал с ней гулять?

— Гулять бы, наверное, не стал. Я ее один раз встретил на вещевом рынке. Она продает лифчики. Мне даже показалось, что это мило. Надо было догадаться и предложить ей пожариться прямо там, на белье.

— Ага. Кусай теперь локти. Продавщица лифчиков — мечта поэта Жуки.

Еда была готова. Тимофей поставил горшочки на стол, и мы ели прямо из них, ложками. Получилось очень вкусно, даже морковь пропиталась бульоном и имела насыщенный вкус. Никогда еще на моей памяти морковь не была такой вкусной.

Несколько часов мы играли в «Need for Speed: Porshe Unleashed», параллельно я слушал истории о работе на хлебозаводе. Тимофей окончил второй курс биофака, и мама устроила его на лето грузить паллеты с горячими булками и батонами. «Кемеровохлеб», по словам Тимофея, не очень заботился о соблюдении санитарных норм. Подсобники трогали хлебную продукцию голыми руками, а если что-то падало на заплеванный и усеянный окурками пол, то просто отряхивалось и продолжало ленивый путь к голодному покупателю. График — сутки через двое, и половину смены Тимофей обычно боролся с похмельем и потел, а вторую половину ждал свободной минутки, чтобы подремать. Он продержался месяц. Потом просто перестал ходить на работу. Его мама более-менее нормально это приняла, понятно, такая работа не каждому по душе. Но недавно ночью Тимофей привел к себе телочку. Проделав с ней все, что собирался, вывел из комнаты и показал, где ванная комната. Сам зашел в туалет, а когда вышел, — мама стояла в коридоре.

— Шалав своих будешь водить? — спросила она довольно громко. — Опять привел?! Это тебе не смена на хлебзаводе, да? Сукин ты сын!

— Тихо, мам. Всех разбудишь, — ответил Тимофей.

Мама высказала все что думала минут за пять. А телочка еще час не выходила из ванной.

«Почему я привязался к этому человеку?» — задавался я вопросом, слушая, как Тимофей матерился, управляясь с виртуальным «порше» на фоне красивого пейзажа Альпийских гор. Мне казалось, что я могу помочь ему раскрыться. Все считали Тимофея интересным и умным парнем, но никто, я уверен, не смог бы сказать, в чем он особенный. Он как будто специально не хотел выделяться, стремился быть средним, не требуя ничего ни от себя, ни от других. Меня бесило, что он был поклонником КВНовского юмора и «Властелина колец» в переводе Гоблина, но при этом он мог быстро прочесть любую книгу, которую я ему давал. Просто потому, что книга нравилась мне, отнестись с вниманием к ее содержанию. Даже такой кирпич, как «К востоку от Эдема», он прочел меньше чем за месяц. Еще он был старше меня на два с половиной года, но никогда не воспринимал свое старшинство как достижение. Тимофей был не очень обязательным, зато никогда не конфликтовал, это мне в нем нравилось. И он пережил потерю лучшего друга, эта трагедия для меня имела значение. Его лучшего друга больше не существовало физически. Но кем был сам Тимофей для меня? Был он глуп или умен, я не знал. Почти всех моих друзей и знакомых можно было описать несколькими точными фразами, а с ним так никогда не получалось.

«Это Тимоха, мой любимый друг», — скажу я, и здесь не будет запоминающегося хрестоматийного абзаца, только фотокарточка и сухие данные: ФИО, дата рождения, улица и дом.

На столе стояли бутылка самогона и квашеная капуста. С нами сидел Дима, зять Леджика. Дима был на редкость умным узбеком, почти без акцента и со светлыми волосами. Я что-то хотел спросить у него, но сейчас забыл.

— Ты поступил? Можно праздновать? — спросил Дима.

— Думаю да, хотя формально зачисление завтра.

— Ну, тогда за тебя. Только мне наливай поменьше, — сказал он Тимофею.

Мы выпили, и Дима вспомнил одну из своих любимых тем. Все ему не давал покоя русский язык:

— И все-таки я не понимаю приставки «по». Теперь ты филолог. Тебе не уйти, пока мы не разберемся в вопросе.

— Валяй, — ответил я. — Будем разбираться. Тимофей покачал головой: опять.

— Нет, подожди, — продолжил Дима. — Я думал на этот счет сегодня по дороге на работу. В маршрутке написано: «Об остановке предупреждайте заранее и погромче». Почему «погромче»? Почему не просто «громче»? Зачем «по»?

— Давай я тебе объясню через пять лет. Диплом буду защищать на эту тему.

— Нет, мы «по-думаем» сейчас. Это что? «Подумаем», приставка указывает на будущее время? И причем тут «погромче»?

Пока мы распивали первую бутылку, купленную у местного алкобарыги, я пытался отмахнуться от Димы, найти что-то убедительное:

— Выходит, она используется «по-разному». Например, с наречиями.

— Что такое наречие?

— «Погромче», «помедленнее», «получше». Она, видимо, указывает на незначительный сдвиг. Не знаю я.

Местный самогон действовал сильнее, чем водка или спирт. Не просто отуплял, но и превращал все в мультфильм. Стоило мне начать что-то говорить, становилось лень развивать мысль. Скучные части речи извивались в воображении, гипнотизировали и усыпляли ум.

— Говорить «по-английски», трахаться «по-собачьи». Дима, это слишком сложно. Не хочу думать сейчас об этом.

Дима торжественно сказал:

— «Погромче» в маршрутке. Это ведь не значит чуть-чуть. Это значит, наоборот, во весь голос.

Тимофей тоже попытался вставить свое слово:

— Здесь есть действие. Не просто «громче». А с добавлением субъекта. Кто-то воздействует на громкость.

— Ага, ребята, — сказал я, — это точно. Здесь добавляется тот парень, который будет использовать определенную громкость. Дима, который едет в маршрутке на работу.

Я вспомнил, что хотел спросить у Димы:

— Ты можешь меня устроить на месяц поработать? Вам не нужен подсобник?

— Не знаю. Вроде бы не нужен. Зачем тебе это, Жука? Отдыхай перед учебой, еще надоест работать.

— Попробуй меня устроить, пожалуйста.

— Узнаю. Подумаю.

Через секунду он уже забыл о моем вопросе:

— Вот, например, в словах «помахать» или «поговорить»? Какое значение тут?