Сергей Мавроди - Сын Люцифера

— "Что"!.. — невесело усмехнулся художник, разглядывая Машу теперь уже совершенно откровенно.

За этот час он изучил её лицо досконально, в мельчайших подробностях, казалось бы, уже наизусть! вдоль и поперёк!.. и, тем не менее, всё смотрел и смотрел. И каждый раз удивлялся, словно заново. Это действительно была она . Она ! Та девушка с картины. С его картины! Которую он сам нарисовал, каким-то совершенно непостижимым образом. Не подозревая даже на тот момент, что героиня существует в реальности. И вот она разговаривает сейчас с ним, сидит у него на кухне, в его квартире, живая, зримая, реальная! во плоти!.. сидит и пьёт чай. Невероятно!! Да, и зовут её к тому же Мария, Маша. Невероятно!!!

— Скажи, а он жив ещё? — взволновано обратилась вдруг к нему девушка.

— Кто? — не понял Тронев.

— Ну, ОН! На картине…

— Хм!.. — выразительно хмыкнул художник и невольно усмехнулся. — Судя по некоторым физиологическим подробностям…

— Ах, да! — сообразила и сама девушка и опять покраснела. — Я просто не подумала, что… — она окончательно смутилась.

— Ладно, ладно! — успокоил её Тронев. — Всё понятно. Не переживай.

— Как ты мог вообще такое нарисовать!? — внезапно с горечью воскликнула Маша, глядя на художника с каким-то суеверным ужасом. — Это же святотатство! Кощунство!!

— Да, но видишь ли, Маша… — Тронев сложил на груди руки и задумчиво почесал себе переносицу. — Не так тут всё просто. Мне как раз кажется, что напротив, картина несёт в себе глубокий смысл… Очень глубокий…

Он взглянул на полотно.

Девушка, совсем юная, с распущенными волосами… (Тронев снова невольно покосился на Машу. С ума сойти!) …с распущенными волосами, в одной рубашке стоит на коленях. Глаза её полны слёз; взгляд, светлый, тихий и печальный устремлён куда-то вверх. Ввысь! Кажется, что она молится. Но она не молится. Она… Она делает минет у висящего на кресте человека! У Христа.

— Видишь ли, Маша!.. — Тронев остановился, мучительно подбирая слова. — Это не кощунство. И не святотатство. Наоборот! Не всё тут так просто! Мне как раз кажется… — он опустил глаза и потёр ладонью лоб. –

Вечная тема женственности, тема женской любви, жертвенности и милосердия! — наконец со страстью воскликнул Тронев. — Тема Женщины и Мужчины. Женщины, заботящейся о мужчине, жалеющей его, скорбящей о мужчине. И пытающейся хоть как-то облегчить его страдания. Пытающейся сделать для него хоть что-нибудь! То единственное, что она может в этой ситуации для него сделать. Что вообще может сделать для мужчины женщина.

Он ещё раз посмотрел на картину.

Да! Искренность, чистота, трогательность поступка юной героини ощущается очень ясно. Она не думает, хорошо это или плохо, грех это или не грех. Она просто хочет помочь Христу, и всё. Это её естественный порыв. И это чувствуется.

Здесь вообще нет ни греха, ни грязи, ни порока! Только любовь! Любовь и милосердие. В этой ситуации, перед лицом смерти нет уже и быть не может никакого греха. Пред лицом смерти всё это бесследно исчезает, растворяется, становится неважным, несущественным. Всё становится несущественным! Остаётся только любовь! Чистая, пламенная, искренняя, всепрощающая любовь. Любовь Женщины к Мужчине.

Женщины, жертвующей для него всем: стыдом, приличиями, жертвующей собой! И пытающейся ему помочь. Хотя бы так, как она может. Чисто по-женски.

Невероятно, но автору удалось всё это передать. Всю эту сложнейшую гамму чувств и переживаний. Всю эту трагедию, драму…

Мне ! — опомнился вдруг Тронев. — Мне удалось это передать!! Это я — автор!.. Да!.. — дрожащими губами попытался усмехнуться он. — Да меня самого распнут за эту картину! И минет у всех заставят сделать. Чисто по-мужски. И будут правы. "СЕКСтинская мадонна", твою мать! Рафаэль хренов!

— Ну, я пойду, пожалуй! Мне ещё в институт надо успеть, — Маша допила свой чай, отодвинула чашку и встала. Помедлила немного, подошла поближе к картине и снова принялась её рассматривать.

Теперь она стояла спиной к Троневу. Ему вдруг нестерпимо захотелось подойти к ней сзади, обнять и прижать к себе крепко-крепко! Или встать к стене рядом с картиной и крестом раскинуть руки…

Маша словно почувствовала его взгляд и обернулась. Вероятно, все мысли и эмоции Тронева были написаны в этот миг у него на лице, потому что девушка внимательно посмотрела на тяжело дышавшего, взволнованного, возбуждённого донельзя художника, слегка усмехнулась и мягко, но настойчиво заметила:

— Ты не Христос, Боренька. Да и я не Мария Магдалина. А теперь выпусти меня отсюда. Мне действительно пора.

— Это последний раз, Боря! Я больше не приду.

Тронев почувствовал, что у него оборвалось сердце. За этот месяц он успел сильно привязаться к девушке, и ему даже стало казаться, что у них что-то, там, получится, что и она к нему неравнодушна!..

Хотя до сих пор, за весь этот месяц у них так ничего, по сути, и не было. Даже не поцеловались ни разу. У Тронева вообще складывалось впечатление, что она ходит к нему исключительно для того только, чтобы посмотреть на картину. Придёт и смотрит, смотрит… А на него вообще не обращает внимания. Н-да… Дурацкая какая-то ситуация…

Сам он давно уже и неоднократно порывался перейти к решительным действиям, но всякий раз его словно что-то останавливало в самый последний момент. Робость какая-то, ему вообще-то несвойственная.

Н-да… Чёрт знает что, просто! Влюбился я, что ли? — иногда приходило ему в голову. — Веду себя, как последний дурак! Как все влюблённые.

Но он утешал себя мыслью, что, если мужчина и женщина так много времени проводят вместе и наедине, то рано или поздно неизбежное всё равно случится. Надо только подождать, и всё. Не форсировать события. Предоставить им возможность развиваться естественным путём.

И вот!.. "Естественным путём"!.. "Доразвивались"!.. Доумничался!..

— Почему? — дрожащими губами попытался улыбнуться бедный художник. — Чего ты боишься? Я же к тебе даже не пристаю! Сидим, чай пьём просто, болтаем, на картину любуемся…

— Это плохая картина! Дьявольская, — Маша смотрела на Тронева печально и как-то необыкновенно серьёзно. — Я не хочу больше на неё смотреть. Боюсь. Грех есть грех! Нельзя, значит нельзя. А она словно искушает тебя, заманивает, нашептывает: "ничего!.. бывают ситуации, когда оно и можно!.." А это неправильно! Это от дьявола! Сказано в Библии: не мудрствуй лукаво. А это как раз и есть то самое "мудрствование".

— Господи, Машенька!.. — пробормотал совершенно поражённый Тронев, во все глаза глядя на девушку. Он до сих пор и не подозревал в ней такие бездны премудрости. Впрочем, она вообще до этого всё больше молчала… Вот уж действительно: чужая душа — потёмки!