Сергей Мавроди - Сын Люцифера

(Ты что-нибудь помнишь?.. Кто ты?.. — хотел спросить он.)

— Я всё знаю, — не дала докончить ему девушка. Она была абсолютно спокойна. Олимпийски. Как и подобает подлинной богине.

— (Так она же и есть богиня! — восхищённо сообразил Парин. Мысли у него беспорядочно метались. Как молекулы при броуновском движении. — Галатея… Это же богиня какая-то?.. Как же я раньше-то не вспомнил?.. Нереиды… Галатея… В "Фаусте"!.. Ну да… Гомункулус. Который разбился потом о её колесницу…)

А-а… Что Вы… ты… знаешь?.. — не закрывая рта, как во сне переспросил он, даже не сознавая до конца смысла своей фразы. Он всё любовался и любовался своей ожившей мечтой и не мог никак отвести глаз.

— Ну, что ты меня оживил, — пояснила девушка. — Спасибо.

— Да… Пожалуйста… — пробормотал Парин.

Его будто внезапно что-то кольнуло. Сердце вдруг болезненно заныло. То, как она это сказала!.. "Спасибо"… Как-то не так… Да вообще как-то не так всё шло! Он совсем другого чего-то ожидал! Как-то по-другому всё это себе представлял! Эту их встречу. Самую первую… Да нет! Он вообще, конечно, никак её не представлял! он и поверить не мог никогда, что такое вообще возможно, но…

— Виталий, нам надо поговорить, — девушка смотрела Парину в глаза так светло и ясно, что тот невольно потупился. Словно был в чём-то виноват перед ней. На душе стало отчего-то вдруг холодно-холодно! Будто подул там резкий пронизывающий ледяной ветер. Безжалостный ветер горных олимпийский вершин. Где человеку нет места. Где жить могут одни только боги. И богини.

— Виталий! — снова начала девушка, когда они вдвоём уселись за стол. Друг против друга. На кухне. (Парин почти и не помнил, как они там оказались. Он всё ещё пребывал словно в каком-то шоке.) — Давай сразу расставим все точки над "i", — она помолчала, будто прислушиваясь к своим собственным словам. Словно её саму позабавила эта, только что её произнесённая фраза. –

Да… — неопределённо усмехнулась девушка, покачала тихонько своей божественной головкой, после чего продолжила. — Ты, вероятно, неправильно воспринимаешь ситуацию.

— Почему? — одними губами прошептал Парин. Ветер в душе его превратился уже в самый настоящий шквал. В ураган! "У-у-у!.. — грозно ревел и завывал он. Всё громче и громче. Громче и громче! — У-у-у-у!!.. УУУУУ-УУ!!!!!.."

— Ты, наверное, надеешься, что я останусь с тобой? — с прежним ледяным спокойствием пояснила Галатея. — Это невозможно.

— Почему? — бессмысленно и жалко повторил Парин и заморгал. — Почему?

— Ну, например, потому, что я не люблю тебя, — богиня холодно и равнодушно пожала плечами. Движения у неё были тоже такие же безупречно-прекрасные, как и она сама. Каждый жест. Какой-то нечеловеческий плавный и грациозный. Парин вдруг вспомнил, как он гладил и ощупывал руками её мраморное тело, и ему стало жарко.

— Но, может быть?.. — робко заикнулся он. — Со временем?..

— Может быть… — вежливо-бесстрастно усмехнулась Галатея.

Это "может быть" прозвучало для Парина как смертный приговор. Было совершенно ясно, что оно никогда не наступит.

— Но…

— Виталий! — богиня вздохнула (хоть что-то человеческое!) — Я знаю заранее всё, что ты скажешь. И вот что я тебе на это отвечу.

Да, ты вдохнул в меня жизнь. И что? Разве это потребовало от тебя каких-то жертв, усилий? Тебя просто спросили, и ты согласился. Разве нет? — Парин машинально кивнул. — Ну, вот видишь!.. Да если бы даже и потребовало! И что из того? Ты желал приобрести во мне рабыню?

Парин до боли закусил себе нижнюю губу. Ему захотелось заплакать. Чёрт его знает, чего он там "желал"!.. Но не этого!! Вот это уж точно. Каждое слово его каменной возлюбленной вонзалось в сердце и словно пронзало его насквозь. И сочащаяся алая кровь сразу же замерзала на ледяном ветру. И вся его любовь была бессильна растопить её.

— Любовь? — девушка будто читала в его мыслях. — А кого ты, собственно, полюбил? Меня? — она медленно покачала головой. — Нет! Ведь меня ещё не было. Там, в этой бездумной статуе. Я ещё не родилась. Ты полюбил моё тело, а не меня. А это не любовь. Ты думаешь, это у меня ледяное сердце? Что ж, растопи его. И я вернусь к тебе. А сейчас прощай! — она встала из-за стола.

— Но!.. — Парин тоже порывисто вскочил со своего стула и с мольбой протянул руки к своей богине. — Как же я найду тебя?!.. Где!?

— Везде! Я везде и нигде. Прощай, — перед глазами у Парина вдруг всё поплыло, он качнулся и схватился руками за край стола.

Когда туман перед глазами рассеялся, в комнате уже никого не было. Лишь на стуле напротив стояла непонятно как оказавшаяся там знакомая статуэтка.

__________

И спросил у Люцифера Его Сын:

— Найдёт ли тот человек свою Галатею?

И ответил Люцифер Своему Сыну:

— Этого не знаю даже Я.

И настал сто семнадцатый день.

И сказал Люцифер:

— Каждый ищет себе подобных. На этом держится мир.

— Желаю тебе здоровья, счастья! И чтобы всегда была самой красивой, самой умной!.. — гости охотно засмеялись. — А что! — шутливо горячась, закричал Грунин. — И самой умной тоже!.. В общем, самой красивой и такой же молодой, как сегодня!

— Спасибо! — скромно просияла Вера и поцеловалась с мужем. Гости наперебой полезли чокаться.

— Ну, за тебя, Вера! — энергично повторил Грунин, залпом осушил свою рюмку и потянулся к закуске. К какому-то симпатичному на вид салатику. Все охотно последовали его примеру. Выпили и закусили. На некоторое время за столом воцарилась тишина, прерываемая лишь лёгким позвякиванием тарелок да стуком ножей и вилок.

— Вы действительно хотите, чтобы Ваша жена была самой умной и красивой?.. Ну, как Вы в тосте ей пожелали?

Грунин с удивлением повернул голову. Его сосед, незнакомый мужчина лет примерно сорока пяти, внимательно смотрел на него и приветливо улыбался.

Что за дурацкий вопрос!? — невольно промелькнуло в голове у Грунина, в то время как губы его уже автоматически складывались в ответную дежурную улыбку.

— Разумеется! — со сдержанной вежливостью отозвался он и легонько качнул плечом, как бы давая понять собеседнику, что подобный вопрос представляется ему в данном случае несколько неуместным.

— "Разумеется"?.. — со странной интонацией переспросил тот, еле заметно усмехнувшись и чуть изогнув левую бровь.

Грунин, не отвечая, некоторое время молча на него смотрел, потом совсем уже недоуменно хмыкнул и отвернулся обратно к жене.

Вечером, засыпая уже, Грунин вспомнил вдруг отчего-то своего давешнего оригинального соседа. Худощавое лицо его с резкими, словно заострёнными чертами и блуждающей постоянно на губах какой-то иронической полуухмылочкой-полуусмешечкой, встало внезапно как живое у него перед глазами.