Сергей Мавроди - Сын Люцифера

— Хм… — смущённо хмыкнул Дмитриев, не сводя внимательных, изучающих глаз с мужчины. Ум его привычно заработал, — наиболее реальны, конечно, два варианта…

— Ну, ну!?.. — с интересом подбодрил его мужчина.

— Либо Вы галлюцинация, что наиболее вероятно, либо…

— Либо?.. — мужчина был само любопытство. Казалось, что разговор с Дмитриевым доставляет ему огромное удовольствие.

— Ну, инопланетянин какой-нибудь… — неохотно выдавил из себя Дмитриев. В инопланетян он вообще-то тоже не особенно верил. Во всяком случае, до сих пор. Но тут уж!.. Н-да…

— Как же Вы, оказывается, банальны, Александр Валерьевич! — мужчина разочарованно покачал головой. — Не ожидал, признаться… Уровень мышления обычного среднего обывателя, в сущности. Скука!

Дмитриев молчал.

— Ладно, Александр Валерьевич, хорошо! — в голосе собеседника зазвучала откровенная насмешка. — Инопланетянин, так инопланетянин. Но ведь Вы же и в инопланетян не верите, вот в чём штука! Вы вообще ни во что не верите! Умом Вы инопланетянин пусть и допускаете, но реально Вы всё равно в них не верите. Мир для Вас нечто вроде огромного, раз и навсегда заведенного часового механизма. Где нет и не может быть ничего необычного. Где всё предопределено заранее. Винтик цепляется за шестерёнку, шестерёнка за валик — так оно всё и идёт. Через десять минут часы пробьют двенадцать раз, и иначе быть не может. Детерминизм! Разорвать его цепи Вы не в состоянии. Разубедить Вас невозможно. О каком «новом» Вы говорите? Да Вы его попросту неспособны воспринимать! Вы биоробот, неспособный выйти за рамки заданной программы.

— Да почему я должен куда-то «выходить»!!?? — в ярости закричал, вскакивая со стула, Дмитриев. Он даже о необычности ситуации забыл.

— Потому что я говорю с Вами из стены, — ухмыльнулся в лицо ему мужчина.

— Да… Из стены… — опомнился Дмитриев, опускаясь обратно на стул и потирая ладонью лоб. — Ну, и что?.. Может… Вы галлюцинация… Или… Ну, не знаю…

— Вот что Александр Валерьевич, — мужчина достал из кармана сигареты и закурил. Дмитриев отчётливо почувствовал запах табачного дыма. — Логически убеждать Вас, разумеется, бесполезно.

Поэтому попробуем поступить несколько иначе. Возьмите-ка ручку!

— Что? — удивлённо поднял брови Дмитриев.

— Я говорю, Александр Валерьевич: возьмите ручку, — спокойно повторил мужчина.

Дмитриев в недоумении взял.

— Вы когда-нибудь писали стихи?

— Простите?.. — Дмитриев в первый момент не понял даже, о чём его спрашивают. Настолько неожиданным был вопрос.

— Вы когда-нибудь писали стихи?! — терпеливо повторил мужчина.

— Н-нет… — пораженно пробормотал Дмитриев. — А причём здесь?..

— Ну вот, значит, первый раз и напишете, — довольно бесцеремонно перебил его собеседник. — Начинайте!

— Что «начинать»?

— Писать стихи! Начинайте, начинайте!..

— Что за цирк! — Дмитриев хотел уже в негодовании отбросить ручку (издеваются тут над ним, что ли!..), как внезапно ощутил… как рождаются в голове, в душе его какие-то странные, непонятные, неведомые доселе слова. Рождаются непроизвольно, независимо от его воли, сами собой! Это было похоже на волшебство. На чудо! Это и было чудо!

— Ну что, написали?

Дмитриев перечитал написанное.

Это я написал? — тупо спросил себя он. — Этого быть не может! Не мог я это написать!

— Вот видите, Александр Валерьевич! — мужчина, казалось, забавлялся искренним изумлением Дмитриева. — Вы никогда в жизни не писали никаких стихов — и вдруг написали! Да ещё какое игривое!.. Стихотвореньице… — мужчина скабрёзно подмигнул пребывающему а каком-то ступоре Дмитриеву. — Вам совершенно несвойственное. По настроению, я имею в виду, по темпераменту! — он снова подмигнул. –

А? Разве это не чудо? Разве это и не есть то самое настоящее, подлинное рождение нового, о котором Вы писали? Вот оно, перед Вами, это новое!

— Подождите, подождите!.. — Дмитриев с трудом оторвал наконец глаза от злосчастного листка. — Всё это, конечно, так. Всё это более, чем удивительно, не спорю, — он машинально опять покосился на листок. С ума всё-таки сойти!! — Но… возможности человеческого мозга… Простите меня, конечно…

— Понятно, понятно!.. — мужчина с каким-то даже сожалением смотрел на Дмитриева.

Дмитриев не выдержал его взгляда и в смущении отвёл глаза. Он чувствовал себя отчего-то чуть ли не виноватым.

Да что за чёрт!.. Ну, стихи!.. Что, в самом деле, за бред?! Когда это приведение проклятое исчезнет наконец?!! — с неожиданной злостью подумал он. — Хватит уже!..

— «Хватит уже!..» — задумчиво произнёс вслух вслед за ним мужчина. (А, чёрт!.. — ещё более смутился Дмитриев и покраснел. — Мысли мои читает!..) –

Да нет, Александр Валерьевич, не хватит! Предпримем всё же ещё одну попытку. Последнюю.

Они совсем ещё молодые, юные подростки.

Он робко, несмело привлекает ЕЁ к себе. На ней лёгкое летнее платье, и он, дрожа, чувствует своим телом её тело — молодое, упругое… И она не отстраняется. И тогда он, замерев от счастья, целует её в губы. И ощущение восторга, блаженства переполняет его, и голова кружится, и мир плывёт, и хочется то ли плакать, то ли смеяться…

Дискотека. Он смело подходит к понравившейся ему стройной, красивой девушке и приглашает её. И они танцуют, и музыка гремит, и под её ритм их разгорячённые тела касаются друг друга, и ему весело, безумно весело! Мир прекрасен! И он увлекает её куда-то, и всё легко и просто! И он целует, обнимает её… везде!.. везде!.. и потом он входит в неё и стонет, захлёбывается от наслажденья, нестерпимого, острого, жгучего, чудовищного!.. И ему хорошо, хорошо, хорошо! Он даже не представлял себе до этого, что человеку может быть так хорошо!

Первая брачная ночь. Он раздевает свою молодую жену. И руки у него трясутся и не слушаются, и от прикосновений к её телу мир вокруг дрожит и качается… и какой-то волшебный вихрь рождается в душе и уносит, и уносит его ввысь… ввысь!.. к небесам!.. в самый рай!.. И другого рая нет и быть не может. Нигде! Ни на земле, ни на небе.

Оргия. Что-то чудовищное. Он неистово совокупляется с кем-то, кажется, сразу с несколькими партнёрами одновременно, и ощущения безумные, острые и необычные. И мир вокруг яркий, красочный, необычный! Вероятно, он под воздействием каких-то наркотиков. И всё вокруг сливается в какой-то чудовищный сладострастный хоровод и кружится, кружится, кружится…

Они молодожёны. Только он теперь — невеста. Юная невинная девушка…