Сергей Мавроди - Сын Люцифера

Вновь оргия. Нечто совсем уже немыслимое и невероятное. Он опять девушка. Женщина…

Снова оргия… Какие-то, кажется, сектанты… Свальный грех…

Что-то тягуче-романтическое… Сладкое, как патока…

Чистая юношеская любовь… Луна… звезды… Её дыхание рядом…

Снова…

Опять…

Снова…

Дмитриев сидел с открытым ртом. То, что он только что пережил, было…

— Ну, что теперь скажите, Александр Валерьевич? — прервал затянувшееся молчание мужчина. — Тоже «возможности человеческого мозга»?!

— Нет, — глухо проговорил Дмитриев и откашлялся. — Нет! — повторил он и чуть прикрыл в тоске глаза, словно прощаясь с мечтой, с птицей счастья, которая каким-то необъяснимым образом, по своему, одному только ей ведомому капризу, на мгновенье к нему залетела и сейчас улетит опять. Уже навсегда. Потому что нечего ей здесь делать. Среди пыльных книг, бумаг и компьютеров. Рядом с ним. Ибо разве он человек? Способен он любить? Мучиться, страдать?.. Дрожать от одного только прикосновения к любимой, от одного только взгляда на!.. Э-э!.. Да что там говорить! Он не Фауст! Доктор Вагнер. Изобретатель гомункулусов. Живой мертвец. «Новое»… «старое»!.. Вот тебе новое! Ну, и что?

— Такого бы я сам придумать не смог! — Дмитриев твёрдо взглянул в глаза сидящему напротив существу. Богу?.. Дьяволу?.. — Даже если бы с ума сошёл. Или ЛСД наглотался… Но я всё равно не верю. Не верю вот, и всё! — он тяжело вздохнул. –

Не могу. Не-мо-гу. Зря Вы сюда явились. Правильно Вы сказали. Биоробот! Выше программы не прыгнешь. Всё непонятное — автоматически отвергается. Независимо ни от чего и вопреки всему. Даже фактам. Даже очевидному. Этого не может быть, потому что не может быть никогда! Всё!.. Как я теперь дальше жить буду?.. — он задумчиво покачал головой и тоскливо усмехнулся. — Не представляю.

— «Мир духов рядом, дверь не на запоре! Но сам ты пуст, и всё в тебе мертво», — негромко продекламировал нараспев мужчина какое-то неизвестное Дмитриеву стихотворение. — Ладно, прощайте. Приятно было побеседовать.

— Постойте, постойте!.. — начал было Дмитриев и осёкся. — Прощайте! — тихо проговорил он секундой позже и опустил голову. — Так действительно будет лучше. И, пожалуйста, не появляйтесь больше! Не надо, прошу Вас…

— Как угодно, как угодно, Александр Валерьевич! — любезно покивал мужчина, поднимаясь с кресла. — А хотите, я Вам что-нибудь подарю на прощанье? Например, дар писать стихи так при Вас и останется? Причём хорошие стихи? Настоящие?

— Нет, нет! — в испуге замотал головой Дмитриев. — Не надо, бога ради! Не надо мне никаких даров! Сделайте лучше, чтобы я Вас забыл, если можно! Вычеркните нашу сегодняшнюю встречу у меня из памяти. Совсем! Сотрите!!

— «Да, это — сверхъестественное!» — повторил вслух Дмитриев последнюю фразу и отложил ручку. — Только нет ведь ни Бога, ни Дьявола. Ни сверхъестественного. Чушь всё это! Вот ручка есть. Бумага есть. И если я ручкой проведу по бумаге — след останется. Всегда! Это и есть причинно-следственные связи. А сверхъестественного нет. По крайней мере, в обычной жизни мы с ним не сталкиваемся никогда. А раз не сталкиваемся, значит, и нет! Как можно говорить о том, чего не видел? Вот если б, к примеру, дьявол сейчас из стены вышел! И стул бы этот расцвёл, или я стихи вдруг стал писать. Про любовь. Тогда да! А так!..

Он усмехнулся, захлопнул тетрадь, встал и, посвистывая, стал собираться на работу. Настроение у него было прекрасное.

__________

И спросил у Люцифера Его Сын:

— Как можно отмахиваться от очевидного?

И ответил Люцифер Своему Сыну:

— Чтобы принять его, зачастую требуются силы. А люди слабы.

И настал сто двадцатый день.

И спросил у Люцифера Его Сын:

— Правда ли, что человек сам может всего добиться? Стать сильнее обстоятельств?

И ответил, усмехнувшись, Люцифер Своему Сыну:

— В принципе, да. Сказано: «Мудрец воистину сам куёт свое счастье». Но — «мудрец»!

И вновь спросил у Люцифера Его Сын:

— Что это значит?

И ответил Люцифер Своему Сыну:

— Я покажу тебе это.

Каменев захлопнул книгу и со злостью отшвырнул её в сторону.

Сказки!! Сказки, сказки, сказки! Бог и Дьявол, видите ли, спорят там, на небесах, о каком-то там грёбаном докторе Фаусте! Ах да ох!.. «Да мой ли он раб или не мой!.. Да проведи по кругам его! да искуси!.. да сделай с ним, чего хочешь!..» Ага! Как же! Жди. «Сделай с ним, что хочешь!» Да нужен ты кому!! Делать с тобой что-то. По кругам водить. По хую ты всем! Что Богу, что Дьяволу. Никому до тебя нет дела. Букашка. Муравьишка. Шевелится тут… Копошится. «Ах, что же там у него в голове, скажите на милость?!.. О чём он думает?.. Кому он служит?.. Этот наш муравьишка?..» Да кого это волнует!? Хоть живи, хоть подыхай — никого ты не интересуешь, никто и пальцем не шевельнёт!! — он резко откинулся на спинку стула. –

Совет они прямо держат, Бог и Дьявол, — что с тобой делать, как поступить? Хрена лысого! Да и есть ли они ещё и сами-то — эти Бог и Дьявол — большой вопрос. Может, и нет вообще никого. Одна только равнодушная пустота. Вакуум. Пространство-время, блядь! Материя. И ни хрена больше.

Ни ада, ни рая, ни Бога, ни чёрта! Пиздецы одни. Беды да несчастья, боли да муки! Да лихо одноглазое. По свету шляется. Да на нас постоянно набредает… Горе-горькое…

Мысли привычно заработали. Слова стали сами собой складываться в рифмы.

А-а! чёрт! Где тут у меня ручка была?.. И листок?..

Каменев схватил ручку, придвинул валявшуюся на столе позавчерашнюю газету и быстро, торопясь, на полях, записал:

Бросил ручку и перечитал написанное.

Да… Стихи… Впрочем, блядь, и Волка никакого нет!!! — он в ярости скомкал газету. — И Кощея нет! Ничего вообще нет!! Нет! Ничего!! Вот «беды земные», «боли да муки» — те есть. Это-то — пожалуйста! Это — сколько угодно! А больше — ни хрена. По…

Каменев вздрогнул и вытаращил глаза. Прямо из пустоты перед ним возник вдруг человек. Материализовался. Из ниоткуда. Мужчина лет сорока или около того.

— А!.. А!.. — захрипел Каменев и схватился за горло. Ему не хватало воздуха. — А!.. А!..

Мужчина коротко глянул на него и поморщился. В ту же секунду Каменев полностью успокоился. Пришёл в себя и вновь обрёл способность здраво мыслить и соображать. Он знал, что стоящий перед ним мужчина — это дьявол. Сатана! Но это нисколько не пугало и не удивляло. Он воспринимал это как должное.