Юрий Додолев - Что было, то было. На Шаболовке, в ту осень...

— И в Батуми бывали?

— Приходилось. — Стараясь поспеть за мной, Серафим Иванович налегал всем телом на костыль, приволакивая протез. — Я, считай, весь Кавказ изъездил. Все повидал. И ты все повидаешь.

— Красивые эти города?

— Знамо. — Серафим Иванович засопел. — Базары тама — ахнешь!

— А музеи, театры?

— И энтого хватает.

— Бывали там?

— Где?

— В музеях.

Серафим Иванович покосился на меня, словно проверял серьезно я спрашиваю или посмеиваюсь. Убедившись, что я спрашиваю серьезно, он проворчал:

— Энто мне ни к чему. Я все больше по базарной части.

— А мне в музеях побывать хочется, в театрах! — признался я.

— Побываешь, — пообещал Серафим Иванович. — Вдвоем ездить веселее. Ты за моими чеймоданами приглядишь, я — за твоими. Может, и подмогнешь мне, инвалиду. У меня одна рука свободная, а у тебя две.

— Конечно, помогу! — воскликнул я, желая отблагодарить Серафима Ивановича за все то хорошее, что он собирался сделать для меня.

— За сколько метишь продать свой демисезон? — спросил Серафим Иванович, когда впереди показалась барахолка.

Я понимал, что пальто стоит дорого, но сколько — не представлял, и брякнул наобум:

— За полторы тысячи!

Серафим Иванович устремил на меня глаза-льдинки:

— Все, что сверх выторгую, пополам?

— Ладно, — пробормотал я, чувствуя, что снова продешевил

— Лицованное оно? — спросил Серафим Иванович.

— Лицованное.

— Ты смотри не ляпни об этом, — предупредил Серафим Иванович и велел мне, снять пальто.

Я снял его и только перекинул через руку, как на меня налетели перекупщики. Они тискали драп, рассматривали подкладку, обшлага и на все лады хаяли пальто.

— Полтора куска дам, — сказал один из них.

Серафим Иванович хохотнул:

— Энтон демисезон три с полтиной стоит.

Перекупщики отошли, ворча что-то. Я подумал, что такого пальто у меня больше никогда не будет, и почувствовал себя виноватым перед матерью, которая, несмотря на голодные времена, сохранила для меня это пальто, перед Катюшей, перешившей его. Я хотел сказать Серафиму Ивановичу, что раздумал продавать, но ничего не сказал.

— Сколько просишь? — спросил меня какой-то юркий человечек с мигающими, слезящимися глазками.

— Три с полтиной, — объявил Серафим Иванович.

— Ого! — И человечек отошел.

— Шляются тут всякие, — проворчал Серафим Иванович.

Пальто возбуждало всеобщее любопытство. К нему часто приценивались, но никто не покупал. Я хотел сказать Серафиму Ивановичу, чтобы он скостил немного, но в это время к нам подошел высокий и тощий грузин. Вначале он примерил пальто, а потом спросил:

— Сколько?

— Три пятьсот, — сказал Серафим Иванович.

Грузин поцокал.

— Энтот демисезон в Москве сшит, — прогудел Серафим Иванович. Он, видимо, почуял настоящего покупателя.

— Уступи немного, — попросил грузин.

— Немного можно, — согласился Серафим Иванович. — Окончательная цена — три куска.

— Два с половиной, — сказал грузин.

— Нет. — Серафим Иванович покрутил головой. — Самим дороже обошлось.

Грузин примерил пальто еще раз, оглядел себя и, не снимая его, стал отсчитывать деньги.

— Магарыч с тебя, — сказал Серафим Иванович, когда грузин ушел. — Надо спрыснуть твое вступление в СДС.

— Куда, куда?

— В СДС, — повторил Серафим Иванович. — Так наши люди себя называют. Спекулянт дальнего следования означает это. Мы пол-России кормим. Хоть и не любят нас, хоть и сажают, а без нас плохо. Где чего нет, на нас надежда. На Кубани, к примеру, посолонцеваться любят, а селедки нет. Вот мы и возим туда тюльку. На Кавказе с маслом, мылом туго — обеспечиваем.

— Совестно спекулировать, — сказал я.

— Захочешь жрать — перестанешь совеститься! — отчеканил Серафим Иванович. И добавил: — Пошли куфайку покупать и чеймодан.

Телогрейку и чемодан мы купили быстро. Серафим Иванович остановил верткого человечка, шныряющего по барахолке, пошептался с ним и сказал, обратившись ко мне:

— Гроши готовь, сейчас чача будет.

Через несколько минут человечек принес литр чистой, как вода в роднике, чачи. Я расплатился, и мы двинулись в обратный путь.

При виде чачи тетка Ульяна охнула, стала собирать на стол. Серафим Иванович снял шинель, китель и, оставшись в нательной рубахе вышел во двор.

— Эй, как тебя! — послышался его голос.

— Чего? — отозвался я.

— Слей-ка!

Шеи Серафим Иванович не имел. Его голова вдавливалась в плечи, густо усыпанные крупными, похожими на двухкопеечные монеты веснушками. Умывался он долго, шумно фыркая, похлопывая себя по той части тела, где полагалось быть шее.

Тетка Ульяна позвала нас ужинать.

— Не терпится ей, — проворчал Серафим Иванович и ухмыльнулся. Войдя в дом, он вынул из бутылки бумажную пробку, понюхал ее. Разлил чачу, сказал, повернувшись ко мне: — За твое вступление в СДС!

— Дай бог тебе удачи, молодец! — проговорила нараспев тетка Ульяна. — Поживешь месяца три на колесах, приоденешься, приобуешься, а там, глядишь, и на хорошее место определишься.

— Я тоже: еще полгода — и баста! — сказал Серафим Иванович.

Тетка Ульяна встрепенулась. Глаза у нее забегали, нос заострился.

— А потом куда? К Василисе или…

— Опять про то ж. — Серафим Иванович скривился. — Говорено и переговорено уж.

— Это так. — Тетка Ульяна помолчала. — Но ты, Серафим Иванович, больно много тумана испускаешь. Никак не поймешь, где правда, а где вранье.

— Про то твоя сестра знает. — Серафим Иванович опять ухмыльнулся.

— Вот ужо напишу ей, — пригрозила тетка Ульяна. — Ей-богу, напишу!

— Напиши, — пробасил Серафим Иванович.

Мы славно выпили и сытно поужинали. Серафим Иванович икнул, помассажировал ладонью волосатую грудь:

— Хо-ро-шо!

— Очень хорошо, — согласился я.

Серафим Иванович посмотрел на меня оценивающим взглядом, подумал.

— В картишки не желаешь? — Он вытащил карты с непристойными картинками. Я такие уже видел — у пленных.

— В подкидного?

— В подкидного с теткой Ульяной играй! — Серафим Иванович перелистал колоду, нажимая на нее толстым и коротким, словно ножка белого гриба, пальцем. — В очко желаешь?

— В очко не умею. — Я сконфузился.

— Мигом выучу. Желаешь?

— Выучите.

— Разок просто так сыграем, а потом под интерес будем.

— Как это?

— Проиграешь — рубль.

Невелики деньги рубль. Хоть так крути, хоть сяк — все равно на рубль ничего не купишь. Коробок спичек на базаре и тот — трояк.

— Согласен!

Серафим Иванович объяснил мне правила игры, перетасовал карты, дал одну мне.

— Еще?

У меня на руках туз оказался.

Шестерка пришла.

— Еще дайте.

На этот раз валет выпал.

— Хватит!

Серафим Иванович сдал себе. Осторожно раздвинул карты, каждую в отдельности: