Татьяна Труфанова - Счастливы по-своему

— А что было потом, бабушка?

— А потом она прожила долгую жизнь, у них с Натаном родились дети, потом пошли внуки… Хорошо, что Эстер вышла за Натана!

— Почему это? Он же шепелявый.

— Зато одной из их внучек стала я. Если б они не поженились, меня бы на свете не было. А если бы я не родилась, ты бы тоже не родилась!

— Нет, бабушка, я бы уж родилась как-нибудь, — серьезно возражала Юля.

— Как бы то ни было, Эстер с Натаном прожили вместе до восьмидесяти лет, справили золотую свадьбу. Но Эстер всегда вспоминала того башмачника, которого она полюбила в семнадцать лет.

— А он ее вспоминал?

— Наверно. Первая любовь долго помнится.

— А что было с Лией?

— Я ведь говорила, что Лия была смелая? Так вот, когда Лия влюбилась, она не стала слушать родителей. Она убежала со своим кавалером. Они поженились и уехали из Одессы далеко, в австрийский город Вену. Муж Лии был высокий, с черным чубом, с огоньком в глазах. Он умел ее насмешить, однажды она смеялась так сильно, что надкусила себе кончик языка. Эстер посылала письма сестре Лие, а Лия ей слала открытки. Видишь вот эту? Здесь написано на идише: «У меня теперь в одном дне больше счастья, чем во всей моей жизни в Одессе».

— Что это за дворец на открытке?

— Давай прочитаем. Kunsthistorische Museum.

Юля сейчас стояла перед тем самым дворцом, перед распростершим жемчужно-серые крылья венским музеем. Стояла посреди пышного европейского города, куда не чаяла добраться, стояла, обдуваемая летним ветром, невидимая для прохожих, и чувствовала замирание сердца: вдруг настигнет ее счастье, когда-то связавшееся с открыточным силуэтом? А?.. Нет, пока нет.

Впереди на идеально выстриженных газонах выстроились кусты, оформленные в зеленые шары и кубы, далее возвышались помпезный памятник какой-то венценосной особе и величественное здание с куполом, полный близнец овеянного давним счастьем музея. Солнце, стремившееся к вечеру, пронзало листву золотыми лучами, выстилало газоны полосами теней. Справа прилетал автомобильный гул, гудки, обрывки голосов — там пролег широкий бульвар, Ринг, знаменитое кольцо, опоясавшее центр Вены. Юльке хотелось бы забежать в Kunsthistorische Museum, но…

— Жили две сестры, Эстер и Лия. Старшая, Эстер (кстати, твоя прапрабабушка), вышла замуж за умнейшего Натана Эпштейна. Он бы мог поступить в университет и стать профессором математики, но ему нужно было на хлеб зарабатывать, а не учиться, да потом, евреев тогда в университеты не особо пускали. Он стал счетоводом, потом управляющим в магазине и своим умом стал зарабатывать хорошие деньги. А потом он женился на Эстер, чей отец владел этим магазином и еще двумя. Через пять лет у них было уже пять магазинов, Эстер носила шляпки из французской мастерской и ела у осетра только спинки, потому что тешу не любила.

— Бабушка, а что Лия?

— Лия влюбилась в красавца Давида. Он был такой веселый, что мог рассмешить даже дерево, и умел говорить женщинам такие комплименты — ай-яй-яй! Когда он шел по улице, в каждый дом его зазывали в гости. Никто не хвалил его ум, но это, наверно, потому, что хвалили все прочее. Однажды Давид посмел поспорить с отцом Лии, которому, вообще-то, никто слова поперек не смел сказать, а Давид ему: «Вы не совсем правильно ведете дело…» Ой, что было! С тех пор отец называл Давида «этот шлимазл» — неудачник…

— Но Лия все равно убежала с ним!

— Да. Она вышла за него замуж.

— И они жили бедно, но счастливо!

— Да. По четным дням у Лии и Давида на ужин был хлеб без масла, а по нечетным — их собственный смех.

— А прабабушка Эстер в это время ела пирожные. Лопала.

— Твоя прапрабабушка Эстер слушалась своего отца. Когда Лия сбежала, отец плюнул и сказал: нет у меня больше дочери! Никто в этом доме ее больше не знает. Мать поседела от горя, но она не могла возражать мужу. Такой он был человек, Шломо Хеллер, кулак у него был с пудовую гирю, а голос как у льва рыкающего. Его во время погрома четверо били насмерть, да не забили. Ну вот, Эстер и Натан, если не хотели прогневить Шломо, не должны были даже упоминать о Лие и Давиде, не то что в гости к ним ходить.

— Трусы.

— Не суди. Натан каждый месяц давал Эстер деньги «на булавки», так тогда говорили. Она эти деньги тайком относила сестре. Так Лия с Давидом скопили денег на то, чтоб уехать. Давид очень хотел, говорил: «В России еврей живет только до следующего погрома». И вот они на деньги Эстер уехали в Вену. Надо сказать, очень вовремя уехали, за год до большой войны.

— И там в Вене жили бедно, но счастливо.

— Не совсем так. Сначала бедно. Но Эстер им по-прежнему помогала. Потом Давид устроился продавцом в магазин женской обуви. Продавец он был очень хороший, он ведь любую даму мог обаять. Потом его повысили… В общем, через семь лет, в тысяча девятьсот двадцатом году, Давид уже был совладельцем обувного магазина.

— Наверно, у Эстер с Натаном было уже не пять, а десять магазинов.

— Нет, маленькая. В тысяча девятьсот двадцатомм у Натана осталась только одна темная лавка с сукном и ситцем. Все пропало, потому что до Одессы в восемнадцатом году дошла революция. Шломо Хеллера, как угнетателя и капиталиста, отвезли в ЧК и ночью расстреляли. В общем, Эстер больше не ела пирожных.

— А что было дальше?

— Давай посмотрим на другую открытку, с девушкой в жемчугах. Она двадцать восьмого года. Лия пишет Эстер: «Милая сестра, сегодня у нас знаменательный день: наш сын получил второй приз на певческом конкурсе среди учеников гимназии св. Терезы. Разумеется, первый приз отдали австрийцу, а не еврею, но преподаватель пения по секрету сказал нам…» Так, это пропустим. Вот: «… Давид расширяет дело, он купил небольшую фабрику, выпускающую кожаные сумки и чемоданы. Мы наконец переезжаем в свой дом. Все же в квартире нам с детьми и прислугой было тесно…» Хорошо стали жить Давид и Лия, короче говоря.

— А как же Эстер? Натан же был умный, неужели он не мог придумать что-нибудь?

— Бабушка Эстер иногда говорила: «Если бы я вышла замуж за бедного башмачника, я уже была бы миллионершей». А дед Натан однажды сказал: «Я неправильно выбрал страну, куда прислонить свои мозги». Но он все-таки умный был, он придумал. В двадцатые годы в Советской стране был НЭП, правительство снова дозволило торговать. Многие снова открыли магазины. А умный Натан продал свою лавку шорнику Гавиловичу, сам же пошел работать счетоводом в Одесский порт. Он получал не сильно большую зарплату, зато они с Эстер спали спокойно. Особенно тогда, когда НЭП отменили и каждую ночь стал приезжать черный «воронок» за теми легковерными, которые в двадцатые годы торговали и шиковали.

— То есть теперь Эстер и Натан стали жить бедно, но счастливо.

— Что бедно, не поспоришь.