Иона Грей - Письма к утраченной

Какое это блаженство – хорошенько промыть волосы! Как славно лежать, словно русалка среди водорослей, по самый подбородок в воде и смаковать каждую секунду минувшего дня, начиная с той, когда Дэн вошел в церковь, и заканчивая внешне официальным рукопожатием возле джипа. Стелла с головой погрузилась в остывающую воду, в гулкий, шумящий русалочий мир, заново прожила поцелуй… Воспоминания были так ярки, что перед мысленным взором расцвели алые цветы, а желание стало невыносимым. Стелла вынырнула, задышала, отерла лицо, открыла обратный отсчет часов, что остались до завтрашнего вечера.

За чайным столом времени на размышления у нее не было – знай успевай наполнять чашки да вручать блюдца с персиками. Стелла даже не заметила Нэнси, пока та не выросла прямо перед ней, хотя Нэнси нарядилась как кинозвезда, дополнив образ солнцезащитными очками и алой помадой. Рядом с ней Стелла почувствовала себя увядшим пучком шпината.

– Вот не ожидала, что ты тоже придешь.

– Как же я могла не прийти, когда тут персики появились? Что, по одному блюдцу на брата, верно?

– Да, к сожалению. Зато у нас в достатке имбирного пирога.

Нэнси спустила очки на кончик носа, вгляделась в пирог.

– Гм. Пожалуй, я возьму только персики. Спасибо за щедрое предложение.

Стелла была слишком занята, чтобы оскорбиться. Быстро оглядевшись, она зачастила:

– Слушай, Нэнси, мне нужна твоя помощь. Сейчас будет конкурс на лучший карнавальный костюм, меня назначили в жюри. Я скоро освобожусь. Подожди меня во дворе, ладно?

Через полчаса все персики закончились, Стелла сняла передник, вручила его Дот Уилкинс и наконец-то вышла на воздух.

Приятно видеть такое количество прихожан разом. Еще приятнее ощущать прикосновение ветерка к потной шее. Столик с нелепыми и ненужными призами был уже почти опустошен. Маленькие зрители кукольного представления то и дело звонко кричали: «Сзади! Да сзади же!», заглушая вопли тех, кто участвовал в перетягивании каната. Оркестр в этом гаме пытался не фальшивить, исполняя «Ты – мой солнечный лучик». С облегчением Стелла отметила, как много женщин толпится возле капустного тира в расчете сбить кочанчик к ужину. Нэнси поджидала ее на травке, подставив лицо солнцу, в нимбе сигаретного дыма. Стелла присела рядом.

– Тебе не позавидуешь, – начала Нэнси. – Пока тебя не было, я глянула на этот маскарад. Костюмы – один другого хуже. Разве что вон тот недурен.

Нэнси затянулась и указала на мальчонку, что одиноко стоял возле импровизированных подмостков, предназначенных для конкурса. На мальчонке была скаутская форма, явно позаимствованная у старшего брата и дополненная черным галстуком и красной нарукавной повязкой с изображением свастики. Волосы он щедро смазал бриолином и разделил на косой пробор, над верхней губой намалевал чернильную кляксу.

– Боже! Это, по-моему, слишком.

– Малыш серьезно в роль вжился. Видела бы ты, как он шаг чеканит!.. Ну, какая такая тебе нужна помощь? Сразу скажу: за банку персиков я готова на все…

Нэнси нехорошо подмигнула, и Стелле вспомнились ее ноги, скрещенные за спиной американского солдата. Она поспешно отогнала видение.

– Ничего особенного делать не придется. Просто прикрой меня, придумай что-нибудь на сегодняшний вечер. Я рассчитывала… – Стелла щипала травинки, раздираемая стыдом и нетерпением. – Рассчитывала сказать всем, что сегодня вечером мы с тобой идем проветриться.

Нэнси проницательным взглядом пригвоздила Стеллу к месту.

– А вот это уже интересно. То есть вы, миссис Торн, пытаетесь сказать, что намерены нынче вечером улизнуть из дома с целью получить удовольствие запретного характера? И что вы разделите это удовольствие с персоной или персонами, которых может не одобрить викарий?

– Да тише ты!

Стелла, зардевшись, хихикнула. С самого утра она сдерживала и смех, и восторг – теперь обе эмоции прорвались наружу. Она поспешно огляделась. К счастью, никто за ними с Нэнси не наблюдал, а разговор их расслышать было невозможно из-за оркестра и прочих шумов. И все-таки Стелле стало не по себе.

– Я встречаюсь сегодня с лейтенантом Росински. Ну, с тем самым, что нашел мои часы. Он и персики привез, кстати. Вечером он пригласил меня поужинать.

Еще сравнительно недавно подобные объяснения были бы без надобности – Стелла и Нэнси не держали друг от друга ни бытовых, ни сердечных секретов. Теперь их дружбу испещряли дыры недомолвок. Слишком большие дыры, которые Стелла даже не пыталась латать.

– Ну а ты, будучи сделанной из плоти и крови, наделенной женской природой и какими-никакими извилинами, конечно, согласилась?

Нэнси явно была под впечатлением.

– Как замужняя женщина, я должна была отказаться.

Нэнси фыркнула – не то выразила презрение, не то выпустила сигаретный дым.

– Забудь про мужа. Время сейчас такое – надо каждую минуточку ловить. Вдруг потом не обломится? А то гляди, будешь этак прятаться в кухне – и допрячешься. Вернется преподобный Торн, а вместо жены у него – окаменелость над посудной лоханкой. Ты правильно решила. Дерзай. Конечно, я тебя прикрою. Знаешь, я ужасно хочу сходить к мадам Анушке.

Нэнси, словно бабочка, уже перепорхнула с проблем брака Стеллы на перспективу развлечься с пользой. Мадам Анушкой звали гадалку. Нэнси указывала на ее линялый шатер.

– Хочу знать, что мне судьба уготовила. Если, конечно, это не прямое попадание снаряда.

– Зато, если мадам Анушка тебе это предскажет, ты засядешь в бомбоубежище и останешься целехонька. Впрочем, по-моему, это просто балаган. Гадалку где-то откопала Ада, ее настоящее имя – Энни, она в пабе работает.

– Ну и зануда же ты, Стелла. Сама не веришь и людям не даешь. Глянь, к мадам Анушке очередь не стоит. Вот ты и покажи пример, а я пока докурю. Давай-давай, а то сейчас кукольное представление кончится, и тебе надо будет выбирать лучший костюм.

У Стеллы не было ни малейшего желания идти к гадалке, но возразить Нэнси она не рискнула, ведь Нэнси согласилась прикрывать ее. Вместе они приблизились к шатру, Нэнси осталась мусолить сигарету, а Стелла, покосившись на линялую вывеску, отогнула край занавеса.

В шатре запахи сена и плесени забивал запах пота, царили полумрак и сырость. Мадам Анушки нигде не было видно; впрочем, едва Стелла собралась выйти на воздух, как гадалка возникла за шторой из траченной молью шали.

– Присядь, дитя мое.

Голос хриплый, выговор – гремучая смесь славянского акцента и кокни. Сама мадам Анушка закутана в шаль и сигаретный дым. А в задней части шатра у нее наверняка прорезано окошечко, чтобы отслеживать клиентов. Веки тяжелые от туши и теней, глаза, остановившись на Стелле, сверкнули, будто мадам Анушка вспомнила нечто очень смешное и очень личное.