Иона Грей - Письма к утраченной

Скверное слово из его уст шокировало Стеллу. Лицо Чарлза исказилось от боли и ярости, в углах рта белели сгустки слюны. Что за контраст с известным Стелле сдержанным, ироничным интеллектуалом! Известным? Как бы не так. Чарлз таил от Стеллы свою суть. И не только от Стеллы – ото всех. Кроме Питера Андервуда.

Стелла поднялась с единственной целью – подойти к мужу, попытаться утешить его. Но он вдруг развернулся, закрыл лицо руками, бросился вон из кухни, чудом не ударившись о дверь. Спустя мгновение послышался хлопок другой двери – не кабинетной, а той, что вела в гостиную. В наступившей тишине Стелла перевела дух и принялась убирать остатки ужина.

Первой эмоциональной реакцией на вспышку мужа был страх, однако за своим однообразным занятием – мытьем посуды – она с удивлением обнаружила, что чувствует себя теперь почти свободной. Прежний жесткий формат их отношений (казалось, заданный раз и навсегда), в котором Стелле отводилась роль беспомощного и неумного ребенка, а Чарлзу – мудрого и всесильного опекуна, этот формат разрушился. Пусть не до конца, но Стелла уже видела возможность изменений.

Не торопясь, думая о своем, она закончила уборку, сварила кофе, поставила на поднос кофейник и чашки и с намерением успокоить мужа пошла в гостиную.

– Прости. Мое поведение не лезет ни в какие рамки.

Чарлз стоял возле радиолы и в сумерках, усугубленных дождем, выглядел бесконечно несчастным. Вокруг, на полу, чернели пластинки, вынутые из бумажных конвертов – точно монеты возле опрокинутой шапки уличного музыканта. Стакан с виски находился в опасной близости от включенного проигрывателя. Стелла поместила поднос на столик возле дивана, выпрямилась, взглянула Чарлзу в глаза.

– Это Бах, – тихо сказала она, узнав музыку.

Чарлз явно удивился. Поднял стакан, кивнул жене – дескать, твое здоровье.

– Молодец. Это действительно Бах. Вот не знал, что ты разбираешься в музыке.

– Раньше я и правда не разбиралась, а теперь кое-что знаю. И не только о музыке – о многих других вещах.

Он залпом осушил стакан и рассмеялся.

– Что делается! Война превратила мою женушку в светскую даму, образованную и искушенную. Ну-ка, расскажи своему неотесанному мужу, что тебе еще известно о мире.

– Может, выпьешь кофе?

– И только-то? Ты меня разочаровала. Я ожидал услышать какое-никакое откровение.

Стелла вспыхнула, но сдержала гнев. Пожалуй, если не использовать эту возможность, другой не представится.

– Ладно, слушай, – вкрадчиво начала она.

Присела на диванный подлокотник, сцепила руки, чтоб не дрожали.

– Теперь я знаю больше о людях и об их отношениях. Я знаю, что такое любовь. А еще я все понимаю насчет тебя и Питера.

Голова Чарлза дернулась, будто от пощечины. Лицо стало каменным, а в следующий миг залилось краской, вены на висках вздулись. Чарлз предпринял неуклюжую попытку поднять Стеллу на смех, но сам же подавился этим смехом.

– Не болтай чепухи. Вечно у тебя нелепые фантазии.

Стелла, увидев, что муж едва сдерживается, чтобы не разрыдаться, шагнула к нему, раскрыв объятия.

– Мне ты можешь довериться. Я понимаю, ты хочешь быть с ним, только…

Стелла не видела, когда Чарлз поднял руку. Удар, казалось, исходил не от него. Стелла покачнулась, инстинктивно закрыв лицо, на миг лишилась способности соображать.

– Между мной и Питером ничего нет!

Это был не человеческий голос, это был звериный рык. Горловые мышцы вибрировали от ярости.

– Ни-че-го. Слышишь? Как у тебя язык повернулся делать столь мерзкие предположения?

– Прости, – выдохнула Стелла. – Прости. Я только хотела тебе сказать…

– Что?

Чарлз бросился на нее, схватил за подбородок, дернул вверх, чтобы Стелла смотрела ему в лицо, чтобы вдыхала запах виски.

– Что ты хотела мне сказать? Что я – один из этих ? Что я пошел против Бога, впал в грех содомии?

– Любовь всегда права, и не важно, кого именно ты любишь! – почти взмолилась Стелла. – Любовь не может быть грехом!

– Еще как может. Разве ты не читала заповедей Господних? «Не ложись с мужчиною, как с женщиною: это мерзость. Если кто ляжет с мужчиною, как с женщиною, то оба они сделали мерзость: да будут преданы смерти, кровь их на них» [24] Книга Левит, гл. 18:22. .

Чарлз цедил сквозь зубы, не выпуская подбородка Стеллы.

– Видишь, в Библии все разъяснено. «Или не знаете, что неправедники Царства Божия не наследуют? Не обманывайтесь: ни блудники, ни идолослужители, ни прелюбодеи, ни малакии, ни мужеложники…» [25] Послание к Коринфянам, гл. 6. Содомия – грех. Извращение. Преступный порок.

Теперь они стояли на коврике перед камином. Побагровев, с налитыми кровью глазами, Чарлз продолжал цитировать:

– «Подобно и мужчины, оставив естественное употребление женского пола, разжигались похотью друг на друга, мужчины на мужчинах делая срам». «И как они не заботились иметь Бога в разуме, то предал их Бог превратному уму – делать непотребства» [26] Послание к Римлянам, гл. 1, 27–28. .

В очередной раз Чарлз дернул Стеллу за подбородок, и она, превозмогая тошноту, увидела: свободной рукой он расстегивает пряжку брючного ремня. Сначала Стелла подумала, что муж собрался ее высечь. Она и представить себе не могла, что произойдет через несколько мгновений. Не поняла, как упала ничком, щекой на бортик камина. Вонь половика казалась квинтэссенцией запахов разной степени затхлости, царивших в приходском доме. В рот попал какой-то сор, к нему примешивался металлический привкус крови.

Чувства возвращались фрагментарно, одно за другим. Ныло плечо – Стелла на него упала. От плеча боль распространялась на ребра. Боли прибыло, когда Чарлз грубо схватил Стеллу снизу за выступы тазовых костей и рванул ее бедра кверху, чудом не сломав позвоночник. Он возился со Стеллиным бельем, однако даже эти действия не подготовили Стеллу к адской боли – словно ее рвали на части изнутри.

Крик был придушен тухлым половичком; впрочем, Чарлз все равно бы его не услышал. Он продолжал говорить, выплевывая обрывочные библейские цитаты.

– «Мужчины на мужчинах». «Срам». «Делать непотребства».

Стелла пыталась отстраниться от распростертой на полу женщины, но воображение подсовывало единственную картинку: мистер Фэйакр, мясник, орудует топором на своем окровавленном столе, рубит тушу, и во все стороны летят крошки красной плоти. Скула ритмично билась о каминный бортик, рот растянулся в бесконечном немом вопле. Возникла беспомощная мысль о Дэне, и Стелла судорожно загнала ее в самый дальний уголок памяти, чтобы любимого не коснулась эта… мерзость. Чтобы Дэн не участвовал в этом непотребстве.

Сопротивляться Чарлзу она даже не пыталась. Но в тот миг, когда Стелла поняла – больше она не выдержит, – Чарлз задергался в конвульсиях и рухнул на нее. Разжал хватку на бедрах, зато придавил своим телом. От толчка голова проехалась по плиточному полу, хрустнули шейные позвонки. Чувство облегчения сразу же померкло перед приступом душной тошноты.