Иона Грей - Письма к утраченной

У Стеллы глаза саднило. Хотелось вскочить, накричать на всех тех, кто во время кинохроники шепчется и угощается конфетами. Пусть молчат, когда им показывают развороченный металл, разбитое стекло, посеченных осколками нарисованных девчонок! Последние кадры были посвящены снятию с носилок раненого летчика. «Боевой дух наших храбрых ребят остается на высоте, ведь они видят эффективность СБН. Они не остановятся, пока миссия не будет завершена».

Сам фильм Стелла смотрела как в тумане. Актеры с тем же успехом могли бы объясняться по-китайски. Впрочем, Стелла радовалась, что в зале темно и необязательно болтать с Нэнси и улыбаться. Она закрыла глаза, стала мысленно взывать к Дэну. Вдруг каким-нибудь чудом он услышит ее, узнает, как ей тоскливо. Как она его любит. Остро, во всех деталях, вспомнились кембриджские дни и ночи. Сильный и энергичный, Дэн сделан, как и всякий человек, из самых хрупких материалов – кожи, костей, мышц. Он уязвим. Уязвим и бесконечно дорог…

Господи, что же он не пишет? Почему нет вестей?

Над крышами сгущались чернильные тучи. Во дворе на веревке зловеще белело выстиранное постельное белье преподобного Стоукса. Стелла пошла его снимать, внесла белье в дом, развесила на стульях для полного высыхания. Чарлз этого терпеть не может. Говорит, вульгарно выставлять белье напоказ.

Свет в холле успел приобрести изжелта-лиловый оттенок, Дева Мария, на лик которой падал луч, казалась страдающей гепатитом. Не поверив оптическому эффекту, Стелла даже обернулась, чтобы еще раз взглянуть на изображение, и в этот момент ее нечто отвлекло. Едва уловимый звук, вроде вдоха или колебания воздуха при резком жесте. Стелла замерла, по спине пробежал холодок.

Дверь кабинета Чарлза была приоткрыта. Может, сама открылась, еще до того, как Стелла ушла с Нэнси? Она приблизилась к двери, распахнула ее, попутно коря себя за то, что не вооружилась, например, увесистым подсвечником из столовой – ведь вор, чего доброго, притаился внутри. Эта картинка – вжатый в стену злоумышленник – была слишком детальна, Стелле целое мгновение понадобилось, чтобы осознать, кто в действительности перед ней находится.

– Чарлз! – Рука инстинктивно взметнулась ко рту. – Ты… ты вернулся! Я не знала… В смысле, я ждала тебя не раньше завтрашнего дня!

Он сидел за столом и тотчас резко повернулся. Его лицо еще больше обычного походило на череп, кожа туго обтягивала скулы, под глазами залегли черные тени. Стелла отшатнулась.

– А я, как видишь, взял да и приехал раньше.

– У тебя все… в порядке?

– В полнейшем. – Фирменная улыбка – мягкая, безмятежная – не изменила Чарлзу, словно он заранее надел маску. – Тебя не было, когда я вернулся.

– Да. Мы с Нэнси выходили проветриться. Пили чай на Пиккадилли, потом смотрели фильм с Гэри Купером и Ингрид Бергман. Не очень интересный.

Стелла лепетала, частила, сбивалась – будто одним своим выходом из дома уже совершила непростительный поступок. Объясняясь с мужем, она заметила у него на столе, среди разбросанных бумаг, стакан с янтарно-золотистым содержимым. Не знай Стелла наверняка, что Чарлз не пьет, она определила бы напиток как виски или бренди.

– Кстати, я заварила чай. Принести тебе чашечку?

Она ретировалась на кухню, трясущимися руками достала вторую чашку. Что-то произошло, притом что-то ужасное. Может, Чарлз каким-то образом узнал про Дэна? Мысли заметались, как луч прожектора: не оставила ли она письмо на видном месте? Нет, исключено, последнее письмо пришло четыре дня назад и надежно спрятано в стопке ночных сорочек в глубине комода. В этом ящике хранится белье Стеллы, Чарлзу его касаться – все равно что в грязь голыми руками лезть. Он этот ящик ни за что не станет обыскивать. Значит, дело не в Дэне. Значит, Чарлз пьет по другой причине. И эта причина – Питер.

Стелла понесла чай в кабинет мужа. Чарлз по-прежнему сидел за столом, только теперь его стакан был пуст. Не забрать ли его, думала Стелла, ставя на стол чашку с блюдцем. Лучше не надо – в глазах Чарлза это будет выглядеть как упрек.

– Может быть, хочешь перекусить? Я ничего особо не готовила, но если ты проголодался с дороги… Все-таки Девон – не ближний свет…

– Спасибо.

Прозвучало как «выйди». Стелла вернулась в кухню, стала прибираться. Накрывать в гостиной ради порции омлета из яичного порошка казалось нелепостью.

Полил дождь.

Омлет прожарился (впрочем, с яичным порошком никогда не поймешь, готова еда или не готова – ни по виду, ни по вкусу), и Стелла вышла в коридор, крикнула мужа. Намазала тост маргарином, плюхнула сверху порцию омлета как раз в ту секунду, когда в дверном проеме возник Чарлз.

Несмотря ни на что, сердце сжалось от сострадания к нему. Веки Чарлза набрякли, бесцветные волосы он, видимо, взъерошил – и забыл или не потрудился причесать. Круглый пасторский воротничок перекосился, будто Чарлз хотел ослабить его тиски.

– Садись за стол, – сказала Стелла, ставя перед ним тарелку. – Я сейчас, только воды принесу. Или, может, ты хочешь выпить чего-нибудь другого? Покрепче?

– Разумеется, нет.

Он взял вилку и сразу стал есть. Не прочел, по обыкновению, молитвы, никак не прокомментировал качество еды. Стелла исподтишка наблюдала за мужем. Ей хотелось узнать, что же случилось, однако подходящие для вопроса слова не шли в голову. Тишина становилась все напряженнее, нарушало ее только звяканье приборов о тарелки да стук дождевых капель. Наконец Стелла решилась:

– Как дела у Питера?

– Отлично. Лучше всех.

– Он уже знает, пошлют ли его снова за море?

Чарлз отложил нож с вилкой.

– О нет, за море его не пошлют. Во всяком случае, пока. Питер отправляется в учебный лагерь. Куда-то в Уэльс, название непроизносимое.

– В учебный лагерь? А чему там учат?

– Военно-строевой службе, чему же еще? – раздельно произнес Чарлз. – Питер больше не чувствует себя способным нести солдатам слово Божие, в каковое он утратил веру, и потому отказался от должности полкового священника и намерен вступить в действующую армию.

Чарлз был пьян; слова лились рекой, одно тянуло за собой следующее.

– Загорелся идеей сражаться бок о бок с цветом британской нации. Жаждет разить врага и сложить голову во имя свободы и справедливости.

Стелла совсем растерялась. Чтобы капризный, брезгливый Питер Андервуд ввязался в такое негигиеничное дело, как война? В голове не укладывается. Зато, в свете объяснений Дэна, вполне понятно его желание максимально приблизиться к цвету британской нации.

– Как жаль, – тихо молвила Стелла. – Я понимаю, насколько тяжело…

Чарлз резко вскочил. Слишком резко, учитывая его состояние. Пошатнулся, свалил стул.

– Нет, не понимаешь! – почти выплюнул Чарлз. – Где тебе понять? Ты что, была там? Ты видела, что там творится? Люди дохнут, как собаки. Каждый день. Их разрывает на части. Им стреляют в головы, шеи, животы. В сердце. Они гниют от малярии и тифа. Они попадают под бомбежки, горят в танках, грузовиках, самолетах. На этой чертовой войне хватает способов умереть…