Иона Грей - Письма к утраченной

В четверг. Стелла быстро прикинула: Чарлз уезжает во вторник, но не с утра, а во второй половине дня. На вокзале ему нужно быть к пяти часам.

– Значит, у нас есть вечер вторника и вся среда.

Мало, ужасно мало, но все равно подарок бесценный. Их взгляды встретились.

– Где?

– Не волнуйся. Я обо всем позабочусь.

Покидать Стеллу было равносильно тому, чтобы отрубить собственную руку. Разве можно оставить ее на пороге этого склепа, с призрачными тенями, вновь застящими ей глаза? Дэн не знал, как же ему добраться до калитки под ее взглядом.

Из уродливого кирпичного здания викторианской постройки, из этой, с позволения сказать, церкви доносилось пение. Псалом был знакомый: «Нет сильней любви Господней». Ненависть черной рукой стиснула сердце. Подонок! Что он знает о любви? Вот войти бы сейчас в эти сводчатые двери да вмазать святоше промеж глаз, чтоб вся его паства видела, все стадо безмозглое, блеющее с лицемером в унисон. Нечеловеческих усилий Дэну стоило продолжать путь.

Он шел наугад, слишком занятый своими мыслями, чтобы замечать названия и ориентиры. В голове роились мысли и воспоминания. Спокойные команды Льюиса Джонсона: вперед, старина, держи курс. Во время ганноверской миссии, в двадцати тысячах футах над землей, Джонсону в грудь угодил двадцатимиллиметровый осколок. Он скончался в самолете над Ла-Маншем, немного не дотянул до базы.

Поясница взмокла от пота. Голова сильно кружилась, будто Дэн провел несколько суток без сна, даром что на «ферме» ребят пичкали снотворным, от которого они вырубались на добрых десять часов. Фитчам-парк – так называется «ферма». Пафосный особняк на лоне природы, этакое вместилище всяческих благ для утомленных битвами доблестных воинов.

От этих благ у Дэна мороз по коже. Тишина, как в читальном зале, воздух тяжелый, комнаты неестественно огромные, а жуткая акустика только усугубляет вечные шумы в голове – рев моторов, голос Джонсона. Медсестры из Красного Креста все как на подбор прехорошенькие, и улыбаются приветливо, на грани фальши, и дни пусты, и предполагается, что парни заполняют их игрой в крокет и стрельбой по тарелочкам – но для Дэна они заполнены мыслями.

Он думает о пылающих домах и школах Гамбурга. О Льюисе Джонсоне (летная форма залита кровью, ни дюйма сухого не осталось), о его новорожденном сыне, который никогда не увидит отца. Он думает о Стелле.

Пять минут с ней принесут больше пользы, чем пять недель терапии в Фитчам-парке, это Дэн знал точно. Уйти с «фермы» не составляло труда: смазливые медсестры, конечно, выразили сожаление, но не попытались отговорить Дэна. Отделаться от Оделмана с Морганом оказалось труднее. Впрочем, поскольку они оба не просыхали с самого прибытия на «ферму», то и возражения их были вялы и невнятны. Дэн сел на ближайший поезд до Лондона. С ночевкой возникли трудности, еле отыскалась гостиница со свободным номером – высокое, узкое здание на Грик-стрит, каждый следующий этаж обшарпаннее предыдущего. Теперь Дэн остановился на перекрестке, совершенно дезориентированный. Он не представлял, где находится, как вернуться в центр Лондона – куда, впрочем, ему возвращаться не хотелось. Сейчас людные улицы и унылый гостиничный номер были ему одинаково несносны. Предстояло протянуть целый день; подняла голову привычная паника, по ногам побежали мурашки, икры начало сводить.

Приближался автобус. Дэн, повинуясь импульсу, махнул рукой и вспрыгнул на заднюю платформу, откуда по узкой лесенке поднялся на верхнюю палубу.

– Куда поедешь, сынок?

Кондукторша, белокурая, статная, расплылась в улыбке, исполненной доброты и сочувствия. Дэн понял, насколько несчастный у него вид.

– Не знаю. Все равно.

Было тепло. Солнечные лучи на щеке, равномерное покачивание автобуса убаюкивали, и скоро Дэн погрузился в желанную дрему. По стеклам чиркали ветки, ничто не нарушало тишины воскресных улиц. Проехали мимо церкви, из которой как раз выходил народ, и Дэн вспомнил о Чарлзе Торне, мерзавце и лицемере. Сон как рукой сняло.

Он вздохнул, принялся шарить по карманам в поисках сигарет; вспомнил, что последней сигаретой заменил нынче завтрак. Проклятие. Досадуя и злясь, Дэн стал смотреть в окно. Мимо проплывали симпатичные коттеджики в эдвардианском стиле, чуть дальше, впереди, за пустырем, где еще недавно стоял дом, виднелся ряд магазинчиков. Дэн встал, пошел к лестнице.

Когда автобус отъехал, Дэн огляделся. Он был на аккуратной, чистой, довольно широкой улице. Напротив – мясная лавка, жалюзи опущены, на двери табличка «Закрыто». Рядом – магазин готового платья «Городская мода», в витрине безголовый безрукий манекен в уродливом сером платье. Дальше – бакалея, крошечная аптека и – в самом конце ряда – газетный киоск и табачная лавка. Все закрыто.

Конечно, воскресенье!.. Дэн чуть не задохнулся от бессильной злобы, дернул медную дверную ручку, энергично затряс ее. Не помогло. Тогда он приник к оконному стеклу разгоряченным лбом, прижался потными ладонями.

Окно при ближайшем рассмотрении оказалось еще и подобием доски объявлений, которые мешали рассмотреть, что или кто находится в комнате. «ПРОПАЛА ЧЕРНО-БЕЛАЯ КОШКА». Бумага была пожелтевшая, чернила – выцветшие, как надежда вернуть кошку. Дэн стал читать остальные объявления, столь же ветхие. «Одинокому мужчине требуется приходящая прислуга, Уэстон-парк, обед предоставляется». «Клуб любительниц рукоделия и шитья, встречи по вторникам, с 10 утра до полудня, церковь Всех Святых». «ПРОДАЕТСЯ ДОМ. Адрес: Гринфилдс-лейн, 4, Чёрч-Энд. Обращаться на Хайгейт, 8369, стряпчий Дж. Б. Фернивал».

Бессмысленный гнев улегся, Дэн хотел уже уйти, но что-то заставило его перечитать последнее объявление. Он пошарил в карманах, извлек автобусный билет и на обороте, мельчайшими буковками, записал координаты стряпчего. В хаосе мыслей начал вырисовываться план.

Дж. Б. Фернивал держал контору на первом этаже собственного дома – нарядного коттеджа в георгианском стиле, на тенистой улице. В понедельник, без пяти минут два, секретарша – статная крупная женщина с тяжелым профилем, который уместно смотрелся бы на носу корабля, – провела Дэна в приемную. Видимо, с ней Дэн и разговаривал по телефону, она еще утром уведомила его: к мистеру Фернивалу записываются за несколько дней, а вот так, с кондачка, попасть на прием практически невозможно. Мистер Фернивал занят с другим клиентом, сказала секретарша уже Дэну в лицо и сделала величественный жест в сторону стульев у стены. Дэн стал ждать, стараясь абстрагироваться от запаха жирной баранины. Наконец появился мистер Фернивал. Стало ясно: занят он был не клиентом, а ланчем.

С максимальной лаконичностью Дэн изложил причину своего визита и открыл чековую книжку. Стряпчий сложил домиком свои пухлые пальцы и покровительственно улыбнулся.