Иона Грей - Письма к утраченной

Пришлось пробираться против течения. Часы посещений заканчивались, коридоры были полны народу. Несколько драгоценных секунд Уилл потерял, придерживая дверь – к слову, его об этом не просили. Ему претило лезть напролом и толкаться, но делать было нечего. Огромные часы из тех, что остались только на вокзалах да еще, пожалуй, в кухне Бриони Мейнард, тикали в больничном коридоре. Ровно в тот момент, когда Уилл с ними поравнялся, минутная стрелка приняла строго вертикальное положение. Уилл пустился бегом.

До искомого отделения он добрался весь в мыле. Звонить в звонок не было надобности – дверь оставили открытой, чтобы ускорить исход посетителей. Уилл проскользнул между ними и направился прямиком к дежурной медсестре.

– Я пришел к Джесс.

– Извините, время посещений закончилось.

Наверное, медсестра увидела, как сник Уилл. Обратила внимание на его красное, потное лицо, на букетик подснежников – и почувствовала к нему расположение. Более мягким тоном, положив ладонь Уиллу на плечо, медсестра сказала:

– Не переживайте, она все равно спит. Весь день проспала, с тех пор как ее перевели из ИТ. Сегодня вы с ней каши не сварите.

– Что это – ИТ?

– Отделение интенсивной терапии. Джесс гораздо лучше, антибиотики сразу помогли, и, к счастью, у нее не оказалось аллергии на лекарства. Приходите завтра. Наверняка ваша подруга будет гораздо бодрее. Прелестные цветы. Давайте-ка я их в какую-нибудь емкость определю и на тумбочку к Джесс поставлю. Она огорчится, что не пообщалась с вами. Говорила о вас, правда, во сне. Вы ведь Дэн, не так ли?

– Что? – Уилл попятился. – Нет, я… я… – Он качнул головой. – Не важно. Спасибо.

Цветы остались у медсестры в руках. Во время пробежки по коридору Уилл держал их слишком крепко, хрупкие стебли смялись, шелковистые лепестки начали вянуть.

Приглашение принесли субботним утром, когда Уилл завтракал.

Мистер и миссис Хьюго Огилви питают надежду иметь удовольствие видеть Вас на бракосочетании своей дочери Марины Розамунды

и

Саймона Ричарда Александра Холта.

Церемония начнется в субботу, 17-го апреля 2011 года, в 11:30, в церкви Святой Марии, и будет продолжена в Дипинг-марш, а затем в Дипинг-холл.

Просим подтвердить Ваше присутствие.

Открытка белоснежная, твердая, абсолютно гладкая, лишь по краям добавлена толика тусклой бронзы. Никаких тисненых голубей и золоченых подков – этих слишком «лобовых» символов для брачующихся адептов агрессивного минимализма.

Семнадцатое апреля. Черт возьми. Первое уведомление о свадьбе пришло несколько месяцев назад – достаточно давно, чтобы сама свадьба начала казаться событием столь нескорым, что и думать о нем бессмысленно. Уилл тогда сразу же это уведомление выбросил, абстрагировавшись от самого события, продлив состояние счастливого неведения. Сейчас пришлось взглянуть будущему в глаза.

Как был, в футболке и трусах-боксерах, Уилл бросил недоеденный сандвич и, пройдя к гардеробу, остановился перед зеркальной дверцей.

В школе и университете он занимался греблей, играл в крикет и регби, что позволяло сохранять хорошую форму без особых усилий. Теперь, без ежедневной физической нагрузки, а также без матчей дважды в неделю, мускулы, некогда впечатляющие, начали дрябнуть, наметился живот. Нет, объективно Уилл по-прежнему строен, вес у него нормальный; другое дело, что объективность – не для его родителей. Пусть кто угодно соответствует норме, считали родители, их сыновья должны достигнуть немыслимого совершенства. И Саймон достиг-таки. Саймон играет в сквош, бегает на длинные дистанции, по выходным катается на лыжах, а в отпуске ныряет с аквалангом. Саймон стабильно заказывает суши в ресторане, а не таскает домой снедь из индийской кулинарии. Саймон не способен за вечер уговорить целый пакетик «М&Мs». Уилл вздохнул. Допустим, он сядет на безуглеводную диету и будет методично отвергать латте с цельным молоком от заботливой Бекс. Прекратится ли тогда хмыканье при упоминании, что Уилл – родной брат Саймона?

Ведь их с Саймоном сравнивают не только по физическим показателям.

– Я? – обратился Уилл к своему отражению. – О нет, вовсе не адвокат. И ни разу не историк. В смысле, я поступил на истфак, но, понимаете ли, тут такое дело… Короче, я работаю в третьесортной конторе, занимаюсь делами о наследовании недвижимости. Ну, я вроде страхового агента. Хожу из дома в дом, вопросы задаю. Случается, что и прогонят. Нет, сам я не женат, и женитьба мне не грозит. Что? Девушка? Девушка-то была, на втором курсе, да бросила меня, когда я загремел в психушку. Почему? Сам теряюсь в догадках. Наверное, просто не разглядела своего счастья!

Уилл стер улыбку и отвернулся.

У психиатров есть любимая присказка: каждый вызов судьбы следует рассматривать как новую возможность. Уилл прикрепил пригласительную открытку к холодильнику магнитом с телефоном доставки пиццы. Что ж, он станет рассматривать приглашение не как ночной кошмар, а как возможность. Как шанс кардинально изменить жизнь. Каковой шанс представится ему всего через шесть недель.

До чего же здесь, в больнице, тепло. И кровать удобная, и белье свежее до хруста. Внешний, заоконный мир кажется другой планетой.

Джесс дремала целыми часами. Мозг был бел как бумага, чист, как больничные простыни. Думать не хотелось – ни о том, что с ней случилось, ни о том, что ждет ее по выздоровлении, когда она выйдет из этих стен. Выйдет? Куда? Чтобы не думать, Джесс спала. А паузы между сном глубоким и сном поверхностным заполняла грезами о Дэне и Стелле, об их любви.

Во время бодрствования Джесс смотрела на подснежники в стакане и думала про Уилла Холта. Руки у него сильные – как он сжимал ее ладонь; глаза темные, а улыбка грустная-прегрустная. Лучшая улыбка на свете.

Хоть бы он к ней зашел.

После обеда (безвкусный салат с зернами киноа и низкокалорийной заправкой из ближайшего супермаркета) Уилл поехал к мистеру Гривсу. Недавний поворот событий означал, что есть шанс как следует осмотреть жилище Нэнси. Поскольку электричество в доме отключено, целесообразнее произвести осмотр в дневное время, а не вечером, после работы. На сей раз, чтобы не изменить благому почину, Уилл взял старику на гостинец не пирог, а фрукты – маленький ананас, гранат, виноград и свежую голубику.

Старик дремал. Тюлевая штора была отдернута, Уилл видел Гривса сидящим в кресле, тяжко навалившимся на подлокотник, свесившимся, будто к земле его тянул мертвый груз парализованной руки. Уилл попятился к машине, хотел подождать с полчаса, пока старик проснется, но тот вдруг открыл глаза, резко выпрямился и жестом велел Уиллу идти к задней двери.

С одного боку от узкой дорожки были задворки соседнего дома (того, где на подоконнике выращивали пряные травы), а дальше дорожка вилась мимо садов, упираясь в буйный бурьян и запущенную живую изгородь дома номер четыре. По контрасту двор мистера Гривса выглядел почти пустым. В каждом углу квадратной мощеной площадки стояло, ограниченное пределами горшка, что-нибудь чахлое и вечнозеленое. Все вместе напоминало танцпол, окруженный закомплексованными тинейджерами.