Иона Грей - Письма к утраченной

Экран мигнул очередным письмом.

Джесс дернулась, сцапала мышь, подобно голодной кошке.

Конечно, я отвечу на Ваши вопросы.

Я много лет об этом не говорил, но лишь потому, что говорить было не с кем. Мой брат, Алек, погиб в сорок четвертом в Нормандии, а мой отец – единственный человек, кроме брата, знавший о Стелле, – страдал болезнью Альцгеймера. Он путал имена и даты, забывал старых знакомых. Вряд ли он вспомнил бы девушку, о которой знал только из моих писем и которую в глаза не видел.

Меня действительно тогда подбили. Мы вылетели бомбить немецкий город Цвиккау, миссию завершили, но на обратном пути напоролись на целую эскадрилью «Мессершмиттов». Наш самолет сильно пострадал – вышли из строя два мотора, хвост загорелся. Двое ребят были ранены, наводчик убит. Оставалось только катапультироваться. Те, кого не задело, помогали раненым, а я следил за эвакуацией, спрыгнул последним и поэтому оторвался от своих.

Меня ждал сущий ад. Я приземлился в чистом поле. Почти не пострадал, только голову чуть повредил о штурвал. Нас учили, как себя вести в подобных случаях. Первым делом нужно сжечь машину, чтоб врагу в лапы не попала. Знаете, Джесс, пока горела «Красная Туфелька», мне все казалось, она на меня сквозь пламя глядит и упрекает. Я словно друга убил.

А потом я стал выбираться с территории, где кишмя кишели гестаповцы. Я шел на север полями, держась подальше от дорог. Провел в пути всю ночь и весь следующий день. Думал о Стелле: мол, каждый шаг приближает меня к ней. Это придавало сил. Вечером наткнулся на ферму, совершенно запущенную. Дождался полной темноты, залез на сеновал. Правда, хозяйский пес меня учуял и ужасный лай поднял. Но мне повезло. Когда старик-фермер узнал, что я – американский летчик, он провел меня в дом, накормил супом, напоил сидром и устроил на чердаке. От этого сидра я мигом отключился, двенадцать часов проспал. Дочь старика оказалась школьной учительницей и активной участницей Сопротивления. Не знаю, известно ли Вам что-нибудь о французском Сопротивлении? На всякий случай: эти люди удивительные. Такую отвагу вообразить сложно. Они помогали мне в течение многих месяцев, рисковали подвергнуться пыткам из-за меня, рисковали расстаться с жизнью – и все-таки помогали. При том, что я для них был чужой человек! Каждую неделю меня перевозили на новое место: из Реймса в Амьен, из Амьена в Париж и еще бог знает куда, я тогда и названий-то выговорить не мог, а сейчас не могу вспомнить. Конечно, я хотел послать весточку Стелле, сообщить, что жив, но этим я бы подставил моих спасителей. Оставалось ждать, верить, что однажды я к ней вернусь.

Мне и в голову не приходило, что может быть слишком поздно.

В конце мая проглянуло солнце, посулило окончание ненастья. Обмануло. Впервые в истории Троицын день был омрачен скверной погодой. Британские и американские войска форсировали Канал, не страшась волн и ливня, намеренные высадиться в Нормандии. Прихожанки Кингс-Оук тем временем противостояли порывам сырого ветра, рвущим флажки и сдергивающим скатерть со стола для лотереи.

Стелла, навьюченная прочими заботами, в этом году не участвовала в подготовке к празднику. Чарлз пропадал на заседаниях комитета, и Стелла невольно возвращалась мыслями к событиям двенадцатимесячной давности. Время исказилось, будто отраженное в ярмарочном кривом зеркале. Местами растянулось – так что баталия с Марджори из-за сконов стала событием вековой давности, местами съежилось. Стелла закрывала глаза и вспоминала поцелуи в зеленоватом полумраке буфетной. Каждая подробность была осязаема – колючая щека, запах мятной жвачки и сигаретного дыма, шелк волос под ее пальцами. Все произошло будто вчера.

Разве возможно, чтобы человек, столь явно присутствующий в ее сознании, перестал существовать?

Праздник давно начался, когда Стелла наконец выбралась из дома. Она хотела принять ванну, вымыть свои сальные волосы, но Дэйзи заливалась пронзительным писком, стоило перестать качать ее колыбель, и писк этот был невыносим. Немногочисленные платья, которые до сих пор застегивались на разбухшей груди, были грязны. Стелла нашла блузку, тоже несвежую, просто без столь явных пятен. Снимая ее с плечиков, она старалась не смотреть на яблочно-зеленое платье, то самое, в котором ходила с Дэном слушать орган. Стелла уже собиралась захлопнуть шкаф, но под влиянием порыва схватила платье. Она отдаст его Аде, для беженцев. Ее жизнь теперь – Дэйзи и Чарлз; нельзя прекращать попыток превратиться в настоящую семью. А значит, нечего держать в шкафу напоминание о былом счастье.

На улице было холодно, почти как в феврале. Зато можно надеть пальто, под ним не видна грязная блузка. Дэйзи притихла, когда Стелла положила ее в прогулочную коляску, между прочим, фирмы «Сильвер Кросс», раздобытую свекровью у одной из партнерш по бриджу. Видимо, мерные покачивания и мелькание ядовито-зеленых листьев над головой развлекли девочку. Дэйзи смотрела на листья слегка косящими глазками. Что дочь начала косить, Стелла заметила совсем недавно и испытала очередной приступ отчаяния. В свой последний приход доктор Уолш уронил слово «отклонения». Чарлз искренне рассмеялся, назвал Уолша клушей-кликушей. С тех пор Стелла покоя не знала, все думала – вдруг доктор прав?

Над лужайкой наскоро натянули тент, под которым спрятали от ветра столы, подиум и все остальное. Тент хлопал холщовыми боками, грозил обрушиться. Без главной приманки – консервированных персиков – никто не проявлял интереса ни к лотерее, ни к кольцебросу. Одни только малые дети, не замечая холода, игнорируя лиловые тучи, толкались у кокосового тира. Стелла равнодушно отметила, что в этом году кокос заменяет белокочанная капуста. Несколько мальчишек отирались возле стола с призами, охраняемого сердитым мистером Поттером, активистом противовоздушной обороны.

Стелла вошла в шумный переполненный зал. Чай нынче разливает Ада, от пара она раскраснелась, папильоточные кудри развились и висят сосульками. Марджори, крайне довольная собой, стоит на раздаче сконов.

Чарлз сидел в жюри, за столом возле подиума. Втащить в зал коляску было делом заведомо безнадежным, вдобавок Дэйзи стала засыпать. Чтобы не тревожить ее, Стелла оставила коляску в вестибюле.

– Вот и ты, дорогая! – произнес Чарлз тоном, который приберегал для общения с женой при пастве. – А я сижу и думаю: куда-то мои девочки запропастились? Где Дэйзи? По-моему, пора сделать ее первый портрет. Что скажешь, дорогая?

Вопреки многолетней традиции, решено было отказаться от конкурса маскарадных костюмов. Сцену стилизовали под фотостудию: на заднем плане повесили афишу к фильму «Что бы ни случилось» [30] Оригинальное название «Anything Goes». Музыкальная комедия производства США, 1936 г., в главной роли Этель Мерман. . Желающие сфотографироваться располагались на фоне нарисованного парохода. Снимал Фред Коллинз. Все удовольствие – шесть пенсов.