Юрий Бунин - Записки судебно-медицинского эксперта

Мягкие ткани головы были рассечены и отпрепарированы от костей черепа. Тут мы и увидели кровоподтечность в окружности краев повреждения кожи. Повреждение костей располагалось на границе правой лобной и теменной области, часть венечного шва пересекала просвет повреждения пополам. Повреждение имело вид круглого дефекта диаметром 1,1 см с ровными краями. Свод черепа распилили и сняли. Со стороны внутренней компактной пластинки (ВКП) повреждение имело округлую форму, диаметр 1,3 см, стенки его конусообразно расширялись в сторону полости черепа. Края по ВКП были с мелконеровными сколами. Прилегающая твердая мозговая оболочка грязно-серо-зеленоватого цвета имела неправильно-округлое повреждение диаметром 1,4 см. По рассечении оболочки головной мозг полужидкой консистенции, бесструктурный, со зловонным запахом, был вычерпан из полости черепа и вылит на большую марлевую салфетку. Мозговой детрит отмыли слабой струей воды и на салфетке осталось около 30 округлых частиц металла темно-серого цвета диаметром 1 мм. Частицы были сфотографированы, изъяты и упакованы.

Позднее я исследовал изъятые объекты в Отделении медицинской криминалистики (ОМК). На краях повреждений кожи головы и окружности правого глаза имелись интенсивные следы свинца. Четкую реакцию на свинец дали и частицы из полости черепа и правой глазницы. Реакция на свинец с лоскутов кожи паховых областей была отрицательной.

Потерпевший был убит выстрелом из газового оружия дробовым снарядом в правую теменно-лобную область с повреждением структур головного мозга. Выстрел в правую глазницу также был дробовым снарядом. Выстрелы в паховые области — газовым зарядом, без дроби. Выстрелы в правый глаз и в паховые области произведены посмертно, правда, непонятно зачем.

По литературным данным все три выстрела произведены в упор или с расстояния, очень близкого. Было ли раскрыто это преступление, мне неизвестно.

Я привел здесь ряд подробностей потому, что совершенно случайно в архиве ОМК мне удалось найти второй экземпляр фототаблицы к моему заключению от 17 марта 1993 г. За прошедшие 20 лет бумага пожелтела, стала хрупкой. А вот фотографиям и контактограммам ничего не сделалось, даже реакция на свинец — темно-коричневая окраска — сохранилась.

Водной из предыдущих глав описан довольно сложный случай идентификации личности. Это вообще очень интересная тема, и я неоднократно к ней еще вернусь.

Что касается эксгумации, приведу сравнительно недавний случай, вызванный именно потребностью установления (уточнения) личности покойного.

В августе 1997 г. в районе села Мельниково в реке Оби нашли труп мужчины. Шегарский районный эксперт исследовал труп и установил причину смерти: утопление. В морг тело поступило с направлением местного участкового инспектора как опознанное — были указаны фамилия, имя, отчество покойного и возраст (не точно).

Эксперт, работая с «опознанным» трупом, описал предметы одежды, отметил отсутствие особых примет — рубцов, родинок, татуировок, старых переломов. Описывая зубы, указал: «Передние зубы на верхней челюсти под коронками из белого металла, все остальные зубы целы». В принципе, поскольку личность покойного известна, большего от эксперта и не требовалось. Труп был похоронен родственниками на кладбище села Победа.

Позднее выяснилось, что покойный гр-н Н. (житель села Кожевниково) был с друзьями на рыбалке и в нетрезвом состоянии утонул. Труп его по течению доплыл до села Мельниково.

Мать утонувшего, проживающая в центре России, узнав о гибели сына, почему-то засомневалась в том, что похоронили именно его, и написала заявление в прокуратуру Томской области с требованием точного установления личности. Проверка по ее заявлению была, естественно, поручена прокуратуре Шегарского района. Старший следователь прокуратуры привез мне материалы проверки. Изучая их, я понял, что официально труп никто не опознавал — протокола опознания в деле не было. Откуда участковый милиционер узнал фамилию, имя и отчество утопленника, тоже было не ясно.

Вместе со следователем приехал и эксперт С., который рассказал, что, поскольку труп был опознан, он не стал подробно описывать коронки на передних зубах, и дополнил, что эти коронки были «какими-то необычными». В материалах проверки имелись протоколы объяснений родственников, которые хоронили труп. По их словам, сомнений в личности покойного у них не было: труп пробыл в воде около 5 дней, был гнилостно изменен, но лицо покойного осталось вполне узнаваемым. Они также указали, что у покойного на передних верхних зубах были «самодельные» коронки.

Следователь после некоторых колебаний назначил эксгумацию трупа. В конце октября, по первому снежку, мы со следователем, экспертом С. и родственниками покойного приехали на кладбище села Победа. После извлечения гроба из могилы он был открыт. В гробу находился труп мужчины.

Мягкие ткани лица были сильно изменены гниением, частично отсутствовали, альвеолярные отростки верхней и нижней челюсти обнажены. Все передние верхние резцы (их 4) отсутствовали, на их месте находился мостовой протез. Но что это был за протез! Ничего подобного я никогда не видел. На клыках были одеты колечки из белого металла так, что концы клыков выступали из них. Спереди к ним припаяна горизонтальная пластинка шириной 0,5 см, толщиной 0,3 см, концы которой заходили за клыки с обеих сторон на 3–4 мм. К пластинке спереди припаяны 4 «резца» — кусочки аналогичной пластинки разной длины с неравномерными промежутками между ними. Их нижние концы были грубо обточены и очень отдаленно напоминали режущие кромки резцов. В целом эта конструкция производила устрашающее впечатление — трудно было представить, что подобными «зубами» можно было пользоваться по прямому назначению, и тем более носить их постоянно.

Без особого труда мне удалось снять мост с клыков. Родственники (старший брат покойного и его жена) твердо опознали протез. Брат рассказал, что покойный несколько лет работал на севере Томской области в леспромхозе, потерял там передние верхние зубы и какой-то «народный очумелец» сделал ему этот самый протез, надо полагать, из имевшихся подручных материалов. У меня было сильное искушение взять необычный протез для музея кафедры судебной медицины. Но следователь отдал его родственникам «на память».

Прямо на кладбище был составлен протокол опознания, в котором родственники прямо указали, что кустарный протез верхних резцов принадлежит именно гр-ну Н. Вопрос был исчерпан. Конечно, если бы эксперт при исследовании трупа подробно описал «протез», эксгумация не понадобилась. Кстати, все остальные зубы и на верхней, и на нижней челюсти действительно были целы.